который отдал часть своего участка не родственнику, а просто товарищу: «Стройся, Володя!» И никаких проблем. Они были друзьями, и никто никогда не может этого отрицать… Тем более, вмешиваться третьим. Я считаю, что тут Эдик был абсолютно прав.
А с Володей потом мы встречались часто, но это были встречи по жизни… А в 1975 году мы с ним стали соседями по дому и по подъезду: Володя жил на восьмом этаже, а я — на десятом.
— И ваше самое сильное первое впечатление?
— С Володей всегда было интересно. Но больше всего меня всегда поражала его доброта. Он был отечески добр ко всем, кто его окружал. И, может быть, в большей степени к тем, кто знал его меньше, кто не был его близким другом.
— А на Малой Грузинской вы часто общались?
— Конечно, мы общались довольно часто. Я по профессии фотохудожник, но, честно говоря, тогда я не торопился его снимать. А вот последние два года я Высоцкого снимал; снимал и у него дома, и у себя на квартире. Иногда Володя сам просил:
— Приходи, что-нибудь сотворим…
Когда я принёс фотографии, то про одну из них Володя сказал:
— Вот на этой я такой, какой я есть.
А летом 80-го года мы сделали ему из двух фотографий серию открыток, которые он дарил зрителям.
— Пять лет вы были соседом Высоцкого, что вы можете сказать о круге общения?
— Вообще, Володя мог общаться с кем угодно… К нему вдруг приходил какой-то министр или появлялась женщина из Сибири, которая только что освободилась. При мне был такой случай: захожу в подъезд, а за мной целый пионерский отряд — с горном и барабаном!
— Вы куда?
— К Высоцкому!
А одна женщина много дней приходила и сидела в подъезде ровно с восьми утра. Она ждала, когда выйдет Володя. Конечно, это его раздражало. Высоцкого люди знали и любили, но знаете… Например, он свой «Мерседес» ставил прямо у подъезда. И у него не один раз срывали то зеркало, то эмблему. Однажды Володя даже написал объявление: «Владимир Высоцкий просит вернуть… И обязуется не только не преследовать, но и вознаградить…» Конечно, ничего не вернули.
— Но вернёмся к общению…
— Володин дом никогда не был открытым домом. «Входи-выходи, кто хочет» — этого никогда не было. И Володя никогда не был тем простым парнем, каким многие хотят его сейчас представить. Он прекрасно понимал: кто есть кто. Да, собирались большие компании и у него, и у меня, но, как правило, никаких посторонних людей не бывало.
— А почему именно последние два месяца вы общались особенно близко?
— Однажды Володя зашёл ко мне домой — это было в конце мая, — у меня на стене висят фотографии, на одной из них я снят вместе с Лёвой Кочаряном. Володя остановился перед этой фотографией и долго-долго стоял и смотрел. Не знаю, что между ними когда-то произошло, но у Володи вдруг началась истерика, самая настоящая истерика… И вот с этого дня Володя почти каждый день бывал у меня, — два месяца мы практически не расставались. Иногда общались круглые сутки: он не спал, и я не спал, и никто не спал.
Валерий Нисанов и Владимир Высоцкий в выставочном зале на Малой Грузинской ул., 28.
Москва, июль-август 1979 г. Фото С. Борисова.
Я уже знал, что Володя может зайти в любое время суток, и на ночь дверь не запирал. Однажды приехал мой отец, а Володя в семь утра поднимается ко мне — полуодетый. Я слышу, что он идёт — рванулся его встретить. Но отец увидел Володю раньше и — молодец — нашёлся. Тактично так говорит:
— Валера, что же ты нас не представишь…
— Как Высоцкий чувствовал себя в эти последние месяцы?
— Володя часто говорил мне: «Нисанов, мне плохо! Мне плохо, Нисанов!»
В голосе — безумное страдание, а глаза — абсолютно чёткие, наблюдающие за тобой… Всё кричит, всё орёт, всё гибнет вокруг, а глаза серьёзные, смотрящие на тебя. Я это видел не раз. Но бывало, что не находил себе места, метался по квартире, стонал…
— Вы часто бывали у него в квартире?
— Довольно часто, но мы всегда сидели в большой гостиной. Я, например, никогда не бывал у него в кабинете — считал неудобным. Однажды я пришёл, — в квартире были Валера Янклович и Вадим Туманов. Володя только что спел им новую песню. И когда увидел меня, то сказал:
— Давай, Валерка, я и тебе спою…
И начал петь только что написанную песню. Кстати, он всегда делал это с большим удовольствием.
При мне Володя звонил в Германию. Набрал «07».
— Здравствуй, это я…
Назвал номер, и меня поразило, что его соединили очень быстро. Как будто у него на телефонной станции был свой человек.
Помню разговор на балконе, когда Володя вдруг стал рассказывать про своих друзей:
— Артур Макаров. Вот ты его не знаешь, а он — мой старый друг.
В эти последние дни Володя несколько раз хотел его видеть, пытался найти по телефону. Вспоминал Леву Кочаряна, рассказывал про их дружбу…
А из его рассказов про поездку в США мне запомнился один:
— В Нью-Йорке я зашёл в супермаркет, он — длинный, как два наших ГУМа. И всё есть, такое обилие продуктов: за год не переварить. И только два человека впереди, а больше никого нет. И когда они скрылись за поворотом, мне стало страшновато…
— 18 июля 1980 года Высоцкий в последний раз сыграл «Гамлета», а что было потом?
— На последнем «Гамлете» Володе было плохо, — вызывали скорую помощь. Я на спектакле не был, но ждал его дома — мы договорились. И из театра все приехали ко мне.
В эти последние дни Володя редко выходил из дома, но я хорошо помню, что он однажды ездил в ВТО. Привёз актёра Дружникова и поднялся ко мне. На кухне посадил его напротив себя и говорит:
— Давай, рассказывай про всех наших ушедших друзей. Рассказывай, как вы жили…
Дружников рассказывал по мере своих сил. А
