Где дурак? — с порога кричит.
А Емеля ему с печи:
— А вон на пороге стоит.
Рассердился гонец:
— Ах ты, такой-сякой! Да как ты смеешь царскому гонцу такие слова говорить!.. Да я тебя… Да ты у меня!.. Собирайся живо, приказано тебе к царю явиться!
— А чего я там не видал, — говорит Емеля, — мне и здесь хорошо.
Затопал ногами гонец:
— Ну, погоди же, запляшешь ты у меня!
А Емеля только смеется.
— Смотри, — говорит, — как бы самому не заплясать.
Отвернулся он к стенке и тихонько говорит:
— А ну-ка, по щучьему веленью, по моему хотенью, ступай, гонец, в царский дворец. Да не шагом, не бегом, а вприсядку.
Не успел он договорить, а гонец уж подбоченился, да как пошел выкидывать коленца. Так плясом на самую дорогу и выкатил.
Хочет он назад завернуть, а ноги его не слушают, ноги Емелю слушают, прямо к царскому дворцу гонца несут.
А царь уже на крылечке стоит — ждет не дождется.
— Где Емеля? — кричит. — Подавай сюда Емелю!
Утерся гонец рукавом, перевел дух и отвечает:
— Хочешь казни, хочешь милуй, а я к этому сатане больше не пойду. Наплясался!
Призвал царь своих министров и генералов и приказывает:
— Доставить мне Емелю. Чтобы к завтраку здесь был. А не доставите — всем головы долой. — И пошел в свои покои.
Стали министры да генералы думать. Думали-думали, ничего не придумали.
Тут вызывается один старичок — отставной генерал.
— Ладно, — говорит, — я поеду. Чем черт не шутит!
Сел в карету и поехал.
Вот подъезжает он к Емелиному дому.
Карету у ворот оставил, через двор пешочком семенит.
В избу вошел, поясной поклон отвесил и ласково говорит:
— Не угодно ли вам, Емельян Иваныч, в карету пожаловать. Царь-батюшка без вас не пьет, не ест, все в гости к себе поджидает.
— Видать, он у вас сытый, — говорит Емеля. — Ужо проголодается, так меня ждать не станет. — И повернулся к стенке.
Вздохнул старичок.
— А уж царь-батюшка и подарки вам приготовил: красный кафтан, да красный кушак, да красную шапку. Зря пропадет добро…
Услышал это Емеля и опять к генералу повернулся.
— А сапоги, — говорит, — приготовил?
Обрадовался генерал.
— Как же, как же, — говорит, — узорчатые, с подковками. Пожалуйте в карету!
— Нужна мне твоя карета, — отвечает Емеля. — Я и без кареты скорей твого доеду.
Нахлобучил он шапку, подтянул кушак.
— А ну-ка, — говорит, — по щучьему веленью, по моему хотенью, вези меня, печь, в царский дворец.
Затрещала изба, зашаталась.
Вышла печь из угла на середку, потопталась на месте — да как пойдет — через сени, да во двор, да на улицу, — только пыль сзади стелется.
Генералу за ней и не поспеть.
— Гони! — кричит кучеру. — Настегивай!
Так и приехали к царскому дворцу. Впереди Емеля на печи, позади — генерал в карете. Увидал их царь, да так и обмер.
— Не позволю! — кричит. — Нет на то моего царского указа, чтобы печки с места снимались да по дорогам шатались. Взять его!
Кинулись к Емеле царские стражники. Да где им! Емеля на печи, как на коне, гарцует. На одного наедет, другого придавит, третьего к стене прижмет.
Такой шум в царском дворе поднялся — до самого неба стоит. Вся царская челядь на крыльцо высыпала. Тут и министры, и генералы, и даже сам казначей.
Услышала шум и царская дочка. Выглянула она из своего терема.
— Ах, батюшки, — говорит, — да я такого молодца и во сне не видала. Другой и на коне, как на печи, сидит, а этот — на печи, как на коне.
Высунулась она из окна по самый пояс и машет Емеле платочком. А Емеля и рад — осадил печку у самого терема и шапкой царевне помахал.
— А что, красавица, — кричит он. — Не пойдешь ли ты за меня замуж?
— А ты меня на печке покатаешь? — спрашивает царевна.
— Отчего же не покатать? — говорит Емеля. — Покатаю.
Выбежала тут царевна во двор да прямо царю в ноги.
— Батюшка, — говорит, — отдай меня за этого молодца!
Рассердился царь:
— Да ты в уме ли? Царская дочь за мужика собралась!
— Велика ль беда, что мужик? Зато у самого турецкого султана такой печки нет. Отдай меня за него, батюшка!
— Ну, добро, — говорит царь. — Выходи. Только уж приданого тебе не видать. Как стоишь, так и ступай.
Заплакала царевна — в три ручья разливается.
И печка-то ей по душе, и Емеля по сердцу, да без приданого уходить обидно.
А Емеля ее утешает:
— Чего ревешь? Тряпок пожалела… Да я тебе вдесятеро больше этих тряпок надарю. Залезай скорей на печь. Не пропадем!
Царевна утерла слезы, подобрала подол — и на печь к Емеле.
Только их видели. Выехали они в чистое поле. Выбрал Емеля пригорочек повыше — слева речка, справа — лесок — и остановил свою печку.
— Здесь будем жить! — говорит.
Испугалась царевна:
— Где это видано — без крыши жить? А как дождь пойдет?
— Ничего, — говорит Емеля, — будет у нас и крыша.
Отвернулся он в сторонку, прикрыл рот ладонью и говорит:
— По щучьему веленью, по моему хотенью, стань средь поля золотой дворец о семи столбах, о семи теремах — с окошками хрустальными, со ставнями янтарными, с решеткою узорчатой, с воротами коваными!
Как сказал — так и сделалось.
Стал средь поля золотой дворец — будто солнце сияет. Глядишь — глазам больно.
Взял Емеля царевну за руку, и пошли они с ней во дворцовые покои. Царевна радуется, по сторонам смотрит, в ладоши хлопает.
— Ну и дворец! — говорит. — Всем дворцам — дворец! Батюшка как узнает, от зависти лопнет. Вот бы нам его в гости позвать!
— И звать его не надо! — говорит Емеля. — Дай срок — сам приедет.
И верно — поутру выглянул царь из окошка да так и обмер. Что за чудо! Спать ложился — пустое поле было, а проснулся — дворец стоит, золотыми башнями сияет, окошками поблескивает.
Созвал царь всех своих слуг.
— Это кто же, — говорит, — такой проворный? За одну ночь дворец
