class="p1">Эсмонд усмехается и громко заявляет:
— Пусть репортеры все слышат. Как можно больше англичан должны знать, что происходит в Испании. Это первые бои великой битвы между фашистами и коммунистами, которая начинается на континенте и на которую британцы закрывают глаза, оберегая свой комфорт.
Неприятный парнишка, на мой взгляд, прав, но сейчас не время и не место для политической дискуссии. К тому же его манеры отвратительны. Надо взять ситуацию под контроль.
Но Питер ничего не может с собой поделать и выпаливает:
— С меня довольно ваших поучений, молодой человек. Мы с Нэнси вам не враги; мы приехали убедиться, что с вами все в порядке, и предложить поддержку от семьи Митфорд, если Декка вернется в Лондон. Вы должны…
Ситуация становится взрывоопасной, а это совсем не поможет выполнить доверенную мне миссию. То, что Питер смотрит сверху вниз на невысокого молодого человека и разыгрывает старшего брата, только заставит Эсмонда — а вслед за ним и Декку — еще сильнее упираться: я заметила, как покраснело его лицо при упоминании финансовой поддержки семьи. Здесь не нужно давления, нужно сопереживание, на которое, я знаю, моя сестра способна.
Я перебиваю своего мужа:
— Питер имеет в виду, что мы беспокоились о вас и просто хотим немного поболтать. За углом есть тихое кафе, где подают вкуснейшую курицу в вине. Мы приглашаем вас пообедать и выпить.
Глаза Декки и Эсмонда загораются при упоминании еды, и мне интересно, сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз нормально ужинали. Не дожидаясь, пока они ответят, я подхватываю сумку Декки, а Питер перекидывает через плечо сумку Эсмонда, и мы отправляемся за пару кварталов отсюда в кафе.
Эсмонд за моей спиной выкрикивает:
— Мы согласились поговорить с вами, только потому что ты написала «Потасовку». Остальные Митфорды — нацисты.
Мне отчаянно хочется как-нибудь язвительно поблагодарить за комплимент, но я молчу. Хорошо, что я сдержалась, потому что сестра догоняет меня и начинает шагать рядом, так что я могу спросить:
— Как, черт возьми, вы смогли себе это позволить?
Муля сказала, что они с Пулей дали Декке тридцать фунтов на поездку, думая, что она отправляется во Францию к друзьям, но эти деньги, наверное, давно закончились. Насколько я понимаю, помимо этого их единственный источник дохода — скромное жалованье Эсмонда от агентства «Рейтер».
Она задорно хихикает:
— Ты же знаешь, у меня всегда была заначка на случай побега.
Я смеюсь в ответ, вспоминая, что Декка припрятывала деньги еще со времен, когда была малышкой:
— А я и запамятовала.
Мы с Дианой и Юнити частенько дразнили Декку, высмеивая ее тайные клады пенсов и фунтов, которые она копила для побега. Похоже, деньги наконец-то пригодились.
— Как ты, Декка? Мы все беспокоились о тебе, — говорю я, обнимая свободной рукой ее тонкие плечи. Она всегда была хрупкой, но за время пребывания в Испании совсем исхудала.
К моему облегчению, она не стряхивает мою руку, а вместо этого кладет свою ладонь поверх моей.
— Это было потрясающе… — Она замолкает, понимая, что такой восторг не очень-то сочетается с описанием войны в Испании. — Я хотела сказать, что обожаю быть рядом с Эсмондом и работать вместе над чем-то значительным, более важным, чем мы сами.
— Даже если это означает жить с Эсмондом вне брака?
— Особенно это, — отвечает она с дьявольским смешком. — Эсмонд уверяет, что брак это такая старомодная, буржуазная конструкция.
— Еще бы ему не утверждать, — шепчу я себе под нос, стараясь не отпугнуть Декку и не подтолкнуть ее к длинной проповеди о чудесах коммунизма.
Мы заходим в кафе, усаживаемся за столик с мраморной столешницей, Декка спрашивает:
— Почему Юнити не заберут из Мюнхена? Почему Муля и Пуля послали вас двоих только за нами?
— Чертовски хороший вопрос, — бормочет Питер. Я не могу винить его, поскольку он упорно спрашивает об этом моих родителей, но сейчас его комментарий нам только помешает.
Я бросаю на него взгляд и, как могу, отвечаю на вопрос, которым и сама не раз задавалась:
— Полагаю, потому что она спросила разрешения перед отъездом в Мюнхен и пошла привычным путем: остановилась в приемлемом пансионе в центре города, начала изучать язык и так далее. Она не сбежала тайком с молодым человеком, соврав, будто едет в отпуск с приятелями.
Бровь Декки изгибается, когда я сравниваю их с Юнити ситуации. Затем, взглянув на Эсмонда, она спрашивает:
— Как можно допустить, чтобы Юнити жила одна в квартире, подаренной ей Гитлером, отнятой у евреев, которых, скорее всего, отправили в лагерь? В квартире, куда она приглашает офицеров СС, когда ей заблагорассудится, и бог весть чем с ними занимается, да еще и развлекает самого Гитлера? Неужели наше с Эсмондом желание помогать Испании и всем людям, которых из-за их коммунистических взглядов третируют и мучают фашисты, более предосудительно?
Я лишаюсь дара речи от ее вопроса, и на мгновение Питер и Эсмонд тоже. Декка попала в самую суть, указав на неоднозначность моей миссии, на лицемерие наших родителей и им подобных. Думаю, Муля и Пуля парировали бы, что Юнити в безопасности, потому что соглашения, достигнутые Чемберленом и Гитлером, будут неукоснительно исполняться, а если эти соглашения не устоят, то, вероятно, Британия и Германия найдут общий язык, когда у руля встанет Мосли. А вот Декка серьезно рискует. Но это было бы ложью. Правда в том, что отношение родителей к фашизму совсем не такое же, как к коммунизму, и дело тут в их собственных интересах и страхах. Насколько все-таки политика затрагивает личное.
Глава сорок первая
ДИАНА
20 марта 1937 года
Берлин, Германия
Диана сочла разумным отказаться от поездки с родителями и Юнити в Мюнхен в январе. «Берлин, — нашептывала она себе, — вот правильный путь». В Берлине она полностью завладевает вниманием Гитлера, там нет нескончаемой подобострастной болтовни Юнити, и там ей гораздо проще влиять на него. Но может, это откладывание поездки до весны было самонадеянностью, ужасной ошибкой? Сейчас все английские газеты пестрят заголовками про Декку и Эсмонда: «Еще одна анархистка Митфорд», на этот раз коммунистка. Хотя Юнити и постаралась, чтобы немецкая пресса не пронюхала про выходки Декки, Гитлер, несомненно, знает о случившемся. Не оттолкнет ли это его, не сорвутся ли теперь все планы Дианы?
Она расхаживает по своему номеру в отеле «Кайзерхоф», крутя нитку жемчуга на шее и прислушиваясь к тиканью каминных часов. «К вечеру будет ясно, насколько правильно я поступила, когда фюрер перезвонит мне и пригласит в свою резиденцию в рейхсканцелярии или не перезвонит».
Прилетев в Берлин из Лондона, она действовала как обычно: позвонила в его штаб-квартиру, чтобы сообщить секретарям, что она тут. Обычно
