к шести вечера ее телефон звонил и она получала приглашение. Затем она бежала через Вильгельмплац в апартаменты Гитлера, и они весь вечер с удовольствием болтали и смотрели фильм. Диана знает, что люди сплетничают и строят домыслы, насколько порочно и развратно они проводят время наедине; они бы сильно разочаровались, узнав, что Гитлер восхищается ею, не касаясь ее. Похоже, он любуется ею как примером совершенной, чистой тевтонской женственности, наслаждаясь ею на расстоянии. Она порой задается вопросом, а как бы она поступила, если бы он все-таки попытался сблизиться.
К семи часам ее все еще не пригласили, и на нее наваливается страх. Может быть, из-за нелепой испанской авантюры Декки и Эсмонда Гитлер теперь считает фамилию Митфорд запятнанной? А может, он просто не может уделить ей время сегодня? Или хочет дистанцироваться от нее насовсем? Это стало бы катастрофой, она лишилась бы рычагов влияния на М.
Диана уже близка к тому, чтобы, подобно Юнити, начать преследовать Гитлера. Она знает все его любимые места здесь, в Берлине, она могла бы даже словно между делом заглянуть в рейхсканцелярию. «Если бы он увидел меня, — думает она про себя, — тогда все сразу наладилось бы».
Внезапно ее поражает чудовищность собственного положения. Вот она, сидит в одиночестве в гостиничном номере в Берлине, а ее дети за шестьсот миль отсюда брошены на няню. Она никого не знает в столице Германии, кроме фюрера. Хотя она всегда убеждала себя, что все в ее руках, в реальности она на побегушках у одного из самых безжалостных и жестоких мировых лидеров. И не важно, что он всегда разыгрывает роль идеального джентльмена.
Что, черт возьми, она делает? Оправданны ли все эти риски? «Как странно задаваться такими вопросами», — думает она.
И в этот момент звонит телефон. От звука звонка ее подбрасывает, она бежит к телефону и, запыхавшись, снимает трубку.
— Guten Abend[18].
— Gnädige Frau, wollen Sie zu uns hierüber kommen?[19]
Да, именно этого звонка она так долго ждала.
— Es wäre mir ein Vergnügen[20], — смиренно отвечает она.
Она вешает телефонную трубку и начинает метаться по комнате, проверяя, в порядке ли ее наряд — строгий бледно-голубой твидовый костюм, правда, с облегающей фигуру юбкой, — и ее лицо — немного пудры, но без помады или макияжа; все идеально. Затем, с сумочкой в руке, она спускается по парадной лестнице отеля «Кайзерхоф» и выходит на Вильгельмплац. Ей приходится буквально сдерживать себя, чтобы не побежать через огромную, просторную площадь в логово Гитлера.
Перейдя площадь и оказавшись в охраняемых комнатах фюрера, она позволяет себе откинуться на подушки глубокого кожаного кресла. Диана потягивает свой фиалковый ликер и смотрит на огонь, притворяясь расслабленной и умиротворенной. Красно-оранжевые языки пламени танцуют в огромном камине, заливая гостиную притягательным теплым сиянием. Воздух пахнет горящими поленьями, она смотрит на Гитлера — он выглядит таким же спокойным, какой притворяется она. Сейчас самый подходящий момент.
Они непринужденно обмениваются сплетнями об общих знакомых, такой разговор расслабляет его, знает Диана. Потом возвращаются к своим напиткам и огню, и она задорно говорит:
— Надеюсь, доктор Геббельс больше не сердится на меня. Когда мы встретились в прошлом декабре, он явно был не в духе, а мне невыносимо, когда кто-то из вас думает обо мне плохо.
Гитлер кривовато улыбается:
— Как кто-то может обижаться на прекрасную Диану Митфорд? — Выдержав паузу, он притворяется, что ошибся: — Прошу прощения, леди Мосли.
Скромно потупившись, как он любит, она отвечает: — Вы слишком добры ко мне, мой фюрер.
— Я всего лишь говорю правду, леди Мосли, — все так же криво улыбаясь, отвечает он. — Мне ведь можно называть вас леди Мосли, даже если все остальные не знают о вашем браке?
Диана замечает, что ему приятно иметь с нею общий секрет, и говорит:
— Конечно, герр Гитлер. Я знаю, что могу доверить вам свои тайны.
Офицер в черной форме появляется из темного угла комнаты с двумя хрустальными графинами. Он освежает бокал Дианы и подает минеральную воду Гитлеру. Она приступает к главному, ради чего приехала в Берлин:
— Значит, доктор Геббельс простил меня, какой бы грех за мною ни числился? Может быть, мы побеспокоили его тем, что устроили свадьбу в его доме? Я искренне обожаю его жену Магду; надеюсь, он не настроит ее против меня.
— Не тревожьтесь, леди Мосли. Геббельс всеми всегда недоволен, вам ли не знать. Конечно, он ворчал по поводу 100 000 фунтов стерлингов, которые партия перевела в банк Моргана в декабре прошлого года для движения лорда Мосли. Но это никогда не изменит моего отношения к вам. Да и ничто не изменит.
Изящным наманикюренным пальцем она проводит вдоль его рукава. Он едва заметно вздрагивает, и Диана понимает: вот он — шанс.
— Не могу выразить, какое облегчение услышать это, мой фюрер. Я спать не могла, пытаясь разгадать, почему Геббельс мною недоволен, и меня успокаивает, что дело в финансовой помощи БСФ и я лично ни в чем не провинилась.
Диана не говорит, насколько важным был для организации Мосли декабрьский денежный транш от нацистской партии, который она выбивала долгих восемь месяцев, ведя тщательно продуманные беседы, полные тонких намеков. Поскольку финансовая помощь от Муссолини почти прекратилась, БСФ оказался в тяжелом положении, Мосли пришлось заложить собственное имущество, чтобы удержать группу на плаву, и серьезно сократить личные расходы, из-за чего он вместе со своими детьми, Дианой и ее детьми переехали в Вуттон-Лодж. Это взбесило его бывшую любовницу Бабá, которая не хотела, чтобы Мосли или его дети жили под одной крышей с Дианой. С декабря собирать деньги для БСФ стало еще сложнее: правительство приняло Закон об общественном порядке, который давал полиции право отменять общественные собрания и шествия, на которых партия собирала пожертвования. Диана не делится этим с Гитлером, опасаясь, что он сочтет БСФ слишком слабым игроком, недостойным союза.
— Вы — никогда, — почти шепчет Гитлер.
— Мне стало намного легче, спасибо вам, — отвечает она. — Я надеюсь, знаете ли, что преданные последователи БСФ готовы поддержать дело фашизма в Великобритании и Германии, несмотря на попытки британского правительства подорвать его влияние и финансирование.
— Чертово правительство. Это возмутительно, — бормочет он, и его серо-голубые глаза пылают яростью. На секунду Диане впервые становится страшно рядом с ним. Должно быть, он чувствует ее замешательство, потому что на лице снова появляется великодушная, джентльменская улыбка. — Разумеется, я знаю, что БСФ разделяет ценности и цели нашей нацистской партии. Мосли показал себя верным сторонником.
Диана готова расплакаться. Ее никогда не волновало, что Геббельс думает о ней, — она заговорила о его
