чародея победил? — выкрикнул кто-то первым, и его тут же поддержали другие голоса.
Тут настал час Никиты. Сёстры разошлись, освобождая вид. Юноша выпрямился, взобрался на камень, за которым прятался, и, вытянув в руке кощеев меч, уверенно сказал:
— То был я, Никита Михеевич, царский сын!
Тут голоса разделились: слышались как радостные приветствия, так и недоверчивые возгласы. Многие оценивающе оглядывали Никиту с ног до головы и качали головами.
— А как докажешь, что Кощей мёртв? — спросил дотошный Иван.
Никита наклонился к Любаве, и та протянула ему чёрный мешок. Юноша извлёк три яблока: костяное, серебряное и деревянное.
— У меня в руках доспех кощеев!
Кто-то с восторгом ахнул, кто-то с сомнением хмыкнул, но все потянулись вперёд.
Доспех открыть уже попробовали, и всё получилось. Прасковья проверила, что на яблоках нет никаких дополнительных защитных чар, которые могли бы навредить Никите, а Любава показала, как доспех надевается и снимается. Оказалось не так сложно, нужно только знать, куда надавить пальцем.
— Как же так, бабушка? — спросил Никита. — А вдруг бы кто украл и надел?
— Ты думай сначала, а потом говори! — грубо ответила уставшая старушка. — Кто украдёт? А если и украдёт, то как откроет, дурная твоя башка! Тут сложная механика!
Никита решил с ней больше не разговаривать.
— Доспех пропитан чарами, — объяснила Любава, — но создан так, чтобы его использование ни капельки силы у чародея не отнимало, и чтобы при необходимости надеть было просто.
Когда Никита с опаской облачился в доспех, точнее, позволил доспеху сковать себя, оказалось, что он ещё и подстраивается под фигуру.
И вот теперь, медленно, чтобы скрыть, что пальцы дрожат, Никита переложил бледно-жёлтое костяное яблоко в правую руку, нащупал у основания хвостика ребро и надавил на него. Яблоко хрустнуло, разошлось по невидимым швам, и мелкие части его побежали по руке, порождая одновременно новые угловатые куски. Никита поднял руку, чтобы всем было видно. Словно застывающим в падении водопадом, его рука оказалась скована слоновьей костью, а доспех уже добрался до груди, побежал к ногам и к голове. Страшно даже вдохнуть, но нельзя подать виду.
Никита перекинул два яблока из левой руки в правую, и костяная часть доспеха завершила свой бег на кончиках пальцев левой руки. Никита проделал те же шаги с яблоком из обожжённого дерева и с яблоком из болотного серебра.
И вот стоит перед богатырями образ того, кто заточил их в каменную тюрьму на сотни лет. Чёрно-серебряно-костяной, в переплетении цепей и веток, устрашающий силуэт бессмертного чародея.
— Та-а-ак… — протянул тот, кого назвали Скалогромом. — А как, Никита-царевич, докажешь, что ты не Кощей?
Никиту вопрос застал врасплох. На такой случай они ответ не придумали. Он нащупал рычажок, выемку, шов, и доспех сложился. Юноша едва успел подхватить яблоки, но серебряное не удержал, и оно со звоном упало на каменную землю. Кто-то из девушек успел схватить его, пока оно не укатилось к любопытным богатырям.
— Да какой из меня чародей?.. — проговорил Никита, и на этом его доводы закончились. Он растерянно почесал голову.
— Ну какой Кощей! — воскликнула Любава, поддерживая Никиту. — У Кощея сердца нет!
Она одним махом взобралась на скалу к озадаченному Никите, взяла его за руку и обратилась к толпе:
— А это жених мой! Он убил Кощея в честном бою, чтобы освободить меня!
Она повернулась к Никите, взяла его за подбородок, притянула к себе и поцеловала. Никита не смог бы припомнить, когда ещё в жизни он так густо краснел, даже если бы смог в этот момент думать. Сразу всё из головы вылетело — недоверчивые богатыри, мёртвый Кощей, собачья жизнь, насмешки Святозара… Оставшиеся два яблока выпали из ладони.
— Сейчас бы мёду выпить! — разорвал тишину голос одного из богатырей. — Отпраздновать!
— А лучше водочки! Заодно разогреемся — долго стояли!
Хохот, радостные разговоры, лязг мечей о щиты наполнил сумрачный мир. Незнакомые друг с другом воины обнимались, пожимали руки — мёртв Кощей!
— Разогреетесь другим, — сказала одна из сестёр. — Мы приготовили для вас жгучий отвар из крапивы и перца, чтобы пыль стряхнуть, да красного совушника настой, чтобы сон надолго прогнать.
— Флаг нужен, — послышался звонкий голос. — Я бы понёс… Я знаменосцем был.
Любава стянула с головы шёлковый изумрудный платок и протянула высокому юноше, обладателю звонкого голоса и светлых, почти белых кудрей. Тот взял платок за два кончика и вытянул перед Любавой. Девушка постучала кончиком ногтя по изображению ворона на поясе. Птица слетела ей на ладонь, а потом подпрыгнула и, расправив крылья в полёте, упала на ткань и осталась на ней чёрным рисунком.
Юноша походил по полю, вернулся со своим копьём. Снял с него красный узкий стяг, раздваивающийся на конце, подвязал вместо пояса, принялся крепить изумрудный флаг.
— Я, дурень, вот так и пришёл, флажком размахивая, — сказал он Любаве. — Он мне говорит: развернись, добрый молодец, иди домой, пока можешь. А я гордый, невесте обещал подарочек на свадьбу — Кощееву смерть. Она говорит — не ходи, не стоит того! Я, говорит, с тобой без всяких подарков счастлива!.. Поверить не могу, что нет моей Алёнки… И бабушки нет. Даже кота нашего ласкового… Смерть — это никому не подарок. Нечего тут праздновать.
У юноши немного тряслись руки, а Любава только и могла, что сжать его плечо и прошептать заклинание лёгкости, чтобы не так душа болела.
Богатыри, взбодрившись зельями, расходились, чтобы распределиться на отряды, выбрать главного. Прежде чем Никита присоединился к ним, Любава шепнула ему:
— Врать и правда неловко, Никита…
— Я это исправлю, Любавушка, — улыбнулся Никита. — Только если ты согласна выйти замуж за бывшего пса.
— Ну, я животных вообще-то люблю, — скрывая смущение, пошутила Любава. — Конечно, согласна, Никитушка!
В этот раз Никита, чтобы не успеть покраснеть, первым потянулся к губам девушки.
Глава 18
Конечно, они прочитали, как разрывать и зашивать Междумирье-Межречье, но все кощеевы сёстры робели перед такими чарами, даже те, кто не подавал виду. Только богатыри держались хорошо — подбадривали друг друга, шутили и ругались, когда не могли понять юмор, убежавший от них на три века вперёд или на два назад.
Кто-то подходил к Прасковье, как к самой старшей, и пытался выведать, не слыхала ли она что-то о том или ином человеке.
— Пустое, — сурово говорила Прасковья. — Погоревать потом успеете. Сейчас время дорого.
Богатыри соглашались, робко благодарили старушку — ведь это только по счёту им было по многу сотен лет. На деле воевать с Кощеем приходили в основном молодые парни. Главных в отряд выбирали и по
