Яна Ярова
Свет Илай
Пролог
Аня не спала. Она уже вообще не верила, что сможет когда-то ещё уснуть. Едва она закрывала глаза, как перед ее взором возникали м ама и папа, снова и снова она видела Сергея, своего мужа, и маленькую девочку. Светочку. Но ведь Светочки то, как раз, и не было. Вообще никогда не было в ее жизни. Когда-то были мама и папа, был муж. А сейчас нет никого. Никого.
И никогда не было и уже не будет Светочки, ее доченьки, ее кровиночки. Как сказал следователь, подсунувший ей на подпись бумаги, все угорели. А ещё в этих бумагах было написано, что «она никого не винит». Как-будто все они сами виноваты, что ушли, точнее — остались там. А вот ей повезло — она еще и выжила. Следователь так и сказал: «Скажи спасибо, что сама, каким-то чудом, жива осталась».
Но Аня знала, что это Лиза, ее младшая сестра, закрыла вьюшку на трубе, и они все угорели, и только она, по какой-то несчастной случайности, а вовсе не чудом, осталась жива. Она была на шестом месяце, ребенок погиб, и у нее больше никогда не будет детей. Никогда. Никогда…
Из больницы ее забирала какая-то дальняя родственница мужа, кажется, двоюродная тётка, Клавдия Павловна Ивлева. Вот, поди ж ты, раньше они и виделись то всего лишь пару раз, а теперь именно эта пожилая женщина забрала ее из больницы и привезла к себе в деревню. Именно она стала для Ани единственным родным человеком.
И лишь гораздо позже, окончательно придя в себя после случившейся трагедии, Аня узнала, что даже родного дома у неё теперь не было. Пока она была в больнице, да приходила в себя, Лиза подсуетилась и стала единственной наследницей родительского хозяйства.
Но тогда Аня не думала об этом. Потеряв всех самых близких для неё людей, она совсем было собралась уйти в монастырь, да Клавдия Павловна уговорила остаться у неё, чтобы Аня помогала ей, как говорится, «век доживать». И она осталась жить у тётки. Чтобы не сидеть на шее у Клавдии Павловны, Аня помогала ей и по дому, и в огороде, а когда более-менее оклемалась, устроилась на работу в районную библиотеку.
А еще она стала каждое воскресенье ездить в церковь. Поставит свечку, и долго стоит перед иконой Богородицы, что-то шепчет одними губами. Бабы шушукались за её спиной — никак дитя просит. А какое тут дитя, когда родить она уже больше не сможет. Так врач сказал. Но Аня продолжала ходить, и всё просила, просила…
Она уже давно схоронила Клавдию Павловну, и жила одна в осиротевшей избе на краю деревни. Однажды летом, ожидая на остановке автобус, возивший жителей окрестных деревушек в райцентр, Аня услышала случайный разговор.
— …чего ты маешься? Ты у озера попроси, — говорила какая-то старушка молодой бабёнке. — Озеро наше святое, оно твою просьбу исполнит. Только ты от души проси.
Молодуха молча пожимала плечами. Видать, разговор её тяготил, а, может, и не знала она, что это такое — от души просить.
Но Аня то знала, что значит «от души», и в тот же вечер, вернувшись после работы домой, спустилась к озеру, зашла в воду и, вдруг, упав на колени, горько заплакала. Она даже не просила. Сквозь льющиеся рекой слёзы, она просто говорила о том, как тяжело у нее на душе, как хочет она пригреть кого-нибудь, кто стал бы ей родной кровиночкой. И как она будет любить и беречь эту кровиночку.
Слезы, что лились по щекам, уже давно выплакались и высохли, а Аня все говорила и говорила. И, наконец, вспомнив, для чего она пришла к озеру, попросила.
— Помоги мне, озеро, помоги. Помоги найти мою кровиночку, не дай век одной доживать!
После этого случая, к озеру Аня больше не ходила. Да и в церковь наведываться перестала. А вот той же осенью пошла она за грибами в Дальний лес, что соседствовал с Темным болотом. Именно с этого болота брало начало озеро. В тот день к обеду набежала гроза, и вернулась Аня домой поздно, вся промокшая. Да не одна. Привела она из лесу девочку лет пяти, светловолосую, с большущими серо-стальными глазами.
Участковый долго расспрашивал ребенка, но на его вопросы девочка не отвечала, а всё смотрела на Аню восторженными глазами. И лишь в конце разговора, ткнув себя пальцем в грудь, не очень внятно произнесла, — Света я.
— Витя, — обратилась Анна к участковому, — ты пока запиши её на мою фамилию.
— Ну, что ж, — согласился участковый, — так и запишем.
И записал в протоколе: «Светлана Ивлева, девочка, 5 лет».
Пока суд да дело, девочка так и осталась жить у Анны. Она скоро совсем освоилась и стала говорить. Но кто она, и как попала на болото, Света так и не рассказала.
Прошёл месяц, другой, участковый сделал несколько запросов о потерянном ребенке, но никто не откликнулся. И вот пришла пора решать судьбу найдёныша. Он думал об этой ситуации целый день, а вечером пришел к Анне.
— Анна Григорьевна, запросы о девочке я послал, вот только не признал ее никто. И по фото поиск сделали, тоже ничего. Пора в органы опеки звонить.
Анна тихо присела на край стула.
— Витюша, — участковый был ее соседом, и частенько помогал одинокой, немолодой уже женщине и с огородом, и по хозяйству.
— Виктор Петрович, — поправилась Анна, — ведь лет то мне много. Не оставят мне девочку. Сам знаешь. А она — прямо как лучик солнца для меня. Это если родители найдутся или родные там, а в детдом….
Она замолчала.
— Да, понимаю я, Аня, понимаю.
Участковый снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб.
— Знаешь, что? Приходи-ка ты завтра с утра ко мне в участок, попробуем что-нибудь придумать. Надо только заявление написать о потере документов. Она же тоже по документам Ивлева.
Идя к соседке, участковый совсем не так хотел повести разговор, но, увидев ожившую соседку и веселую довольную девочку, по-другому поступить не смог.
А через два года Света Ивлева пошла в первый класс.
Светка, ты влипла!
Сессия осталась позади. Экзамены сданы, зачеты получены. А это значит, что можно ехать домой в деревню, к бабушке. Первым делом надо будет выспаться. Потом, само собой, помочь бабушке по хозяйству, прополоть огород. Вечерком — порыбачить на нашем озере. И, конечно,
