побродить по старинным развалинам, невесть каким образом, очутившимся на наших болотах. Говорили, что когда-то, давным-давно, на этом месте стоял замок. Кто и зачем его построил в этой глухомани? История молчит. А вот меня, почему-то, всегда тянуло к этим развалинам.
Я ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Какие-то непонятные мысли лезли в голову. Сон не шел. Мало того, едва я закрывала глаза, как в голове начинали вспыхивать искры, что-то шумело, шептало, словно кто-то хотел мне что-то сказать, а я не понимала. Да и не хотела понимать. Я хотела спать. Просто спать. Выспаться и уехать…на деревню к бабушке. И бродить, бродить по нашим лесам, по старым развалинам.
Но я пообещала в агентстве, где подрабатывала курьером, задержаться и еще с полмесяца поработать. Как сказал мой начальник, Всеволод Петрович?
— Светочка, без вас, как без рук. Не хватает курьеров, не хватает. Еще две недельки. А там гуляйте, отдыхайте. Лады?
И я, скрепя сердце, согласилась.
И вот теперь ворочаюсь с боку на бок, и всё думаю, думаю. А о чем?
— Светка! Спать! — Скомандовала я сама себе и закрыла глаза.
В голове сразу зашумело, забулькало, раздался невнятный, едва слышный голос, но я, крепко сжав ресницы, всё терпела и терпела, стараясь уснуть. А голос в голове все прояснялся и прояснялся. Наконец, я разобрала какую-то непонятную, но четко произнесенную фразу, которая будто переключила в моей голове какой-то тумблер. И сразу исчезли посторонние звуки, синий туман поплыл перед глазами, сгущаясь и темнея, и вдруг я увидела огромный зал с высокими витражными окнами, у высоких дверей замерли несколько человек в странных одеждах. Посреди зала стоял какой-то древний старик с длинной седой бородой. Лицо его избороздили глубокие морщины. Узловатыми, но крепкими ещё пальцами он сжимал нечто, напоминающее посох Деда Мороза. И только молодые глаза совсем не старого человека, лучились ярким синим цветом.
— Пора тебе домой, девочка, пора домой, — сказал старик. И протянул мне руку, как бы приглашая опереться на нее и шагнуть вперед…
Зал завертелся, закружился, и я, словно проваливаясь в глубокий колодец, мгновенно уснула.
* * *
Проснулась я от резкого толчка, сквозь сомкнутые веки пробивался яркий свет, как будто надо мной сияло полуденное солнце.
Вокруг орали птицы, люди, раздавался глухой металлический лязг, и стояла такая жуткая вонь, какой не было даже на свиноферме в нашем колхозе!
От толчка дико разболелась голова. Она не просто болела, она трещала по швам, как если бы они у нее были, словно кто-то снял мою голову, а на плечи водрузил медный котелок, и изо всей силы лупил по нему железной палкой. Бум-бум, бум-бум. Терпеть не было никаких сил, и я открыла глаза…
— Ааааааа…… — тут же заорала я от неожиданности, …и от души.
Прямо перед моим носом лежала чья-то голова с выпученными водянисто-белесыми глазами, с висящей на скулах дряблой, цвета земли, кожей, и разбитыми губами. Из раззявленного рта торчали гнилые зубы. Зрачки глаз завертелись и уставились на меня, челюсти клацнули, в нос ударил запах смрада. Я подскочила и опять заорала:
— Ааааааа! Зомби!..
— О ранеп перенар! Кантури…
Кто-то схватил меня за воротник куртки и оттащил к каменной стене. Мелькнула сабля, отсекая голову ожившего монстра, а я смогла перевести дыхание и рассмотреть своего спасителя.
Красавчик, что тут ещё можно сказать. Лет, пожалуй, тридцати, …короче, уже не пацан.
«Пасанов» я не любила. У тех, кого мне доводилось встретить, мысли были написаны прямо на лбу — познакомиться, угостить девочку кофе, тоником, коктейлем или еще какой-нибудь гадостью — и милости прошу в койку. А вот койка меня, как раз, и не прельщала. В мои двадцать моя девственность была при мне, и расставаться с ней я не спешила. Не было на моем горизонте парня, который бы меня заинтересовал. Все знакомые мужского пола числились в моей записной книжке, как друзья. И никак иначе.
А от взгляда этих синих глаз у меня, почему-то, что-то сжалось внизу живота, и я потупила взор. Но даже этих нескольких мгновений мне хватило, чтобы рассмотреть моего спасителя. Как сказал бы наш режиссёр любительского студенческого театра — типичный герой-любовник в облике рыцаря. Черные волосы собраны на затылке в тугой хвост, затянутый узким кожаным плетёным ремешком с серебряными наконечниками, суровый изгиб тонких бровей, длиннющие ресницы, волевые сжатые губы, высокие скулы и маленький шрам, в виде звездочки под глазом. И, модная в наше время, трехдневная щетина, уже переходившая в небольшую бородку.
Короче, красавчик.
Встряхнув головой, чтобы отогнать от себя головную боль, я осмотрелась по сторонам и поняла, что влипла. Это была, как оказалось, первая вполне здравая мысль. Но сначала я не поверила самой себе, и попробовала втиснуть происходящее в более привычные рамки бытия, и продолжила крутить головой в поиске киномеханика, или, как его там… ну, того мужика, который кино снимает.
Наивная чукотская девочка!
Никакой съемочной группы на горизонте не наблюдалось. Зато явью были тошнотворный резкий запах крови и откровенной тухлятины, отсеченные руки и головы. И вот тут до меня дошло — нет, Светка, ты не на съемочной площадке, ты реально в этом кошмаре, и в этом кошмаре не только ты одна.
Да пойми ты, наконец, бестолочь, что это не сон!
Вокруг меня суетилось человек двадцать, и все мы находились в одной громадной железной клетке. Впрочем, назвать это сооружение клеткой было бы не совсем правильно. Это больше походило на ограду в Центральном парке, только раза в два выше. Толстые железные прутья, торчащие из земли, полукругом огораживали выход из крепости, с наглухо запертыми огромными воротами. Этот полукруг упирался своими краями в камни крепостной стены, создавая небольшое пространство, огороженное с одной стороны крепостной стеной, а с другой прутьями ограды. А за оградой, к синеющему вдалеке лесу, тянулась через поле мощёная булыжником дорога, когда-то накатанная, а сейчас поросшая травой, пробившейся между оставшимися камнями. И по этой дороге, к крепости, шли нескончаемыми волнами ожившие трупы. Или как они здесь назывались? Зомби?
А люди, запертые на клочке земли, огороженном клеткой, который, как я узнала, назывался «Ведьмин пятак», отбивались от жутких, лезущих друг по дружке мертвяков, не давая им перебраться через высокие ржавые прутья клетки к крепостным воротам.
А мы, точнее они, те, кто был в этой клетке, кроме меня, конечно, эту массу движущейся мёртвой плоти пытались отбить, уничтожить, но не пропустить к воротам, и делали это очень слаженно и, как мне показалось, довольно успешно.
