— До тех пор, пока я тебе не надоем — через год илидва, или когда я стану совсем старухой, например, в двадцать три года, —усмехнулась она. — Ты только подумай, это будет всего через семь лет. Смоими темпами у нас к тому времени будет восемь детей.
Она всегда любила подшутить над собой и над ним, но он-то наэтот раз не шутил, и она знала это.
— Я серьезно, Мэрибет.
— И я серьезно. В том-то и дело. Мы оба слишком молоды,чтобы создавать семью, и тебе это прекрасно известно.
Но Томми решил не оставлять эту тему. Он не позволит ей такпросто исчезнуть из его жизни.
До родов Мэрибет оставалось еще два месяца, и в течение этоговремени Томми собирался, выбрав подходящий момент, сделать ей официальноепредложение.
Мэрибет, однако, всячески избегала разговоров об этом.
На следующей неделе они с Томми отправились на каток. Толькочто выпал первый снег, и озеро покрылось льдом. Томми не мог отказать себе вудовольствии покататься на коньках — это напоминало ему об Энни и о том, как онкатался вместе с ней.
— На выходные я всегда приходил с ней сюда. В последнийраз это было… за неделю до ее смерти.
Он заставил себя произнести эти слова, хотя воспоминания досих пор доставляли ему боль. Пора уже было смириться с мыслью, что она умерла,но это по-прежнему было нелегко.
— Знаешь, мне так не хватает ее подшучивания надо мной.Она всегда издевалась над моими влюбленностями… наверное, я бы ее поколотил,если бы она сказала что-нибудь о тебе, — улыбнулся Томми, вспомнив своюмаленькую сестру.
В одно из своих посещений дома Уиттейкеров Мэрибет виделакомнату Энни. Она вошла в нее случайно, разыскивая туалет.
Здесь все оставалось на своих местах. Ее маленькая кровать,ее куклы, колыбелька, в которой она укачивала их, книжный шкаф, забитый яркимикнижками, забавные рисунки на стенах и маленькое розовое одеяло.
Сердце Мэрибет ухнуло куда-то вниз; она не решилась сказатьхозяевам, что видела все это. Детская была подобна святилищу, и Мэрибет поняла,как им всем не хватает умершей девочки.
Но сейчас Мэрибет смеялась, слушая рассказы Томми о том, какЭнни отпугивала его подружек, считая, что они слишком глупые или слишкомуродливые.
— Меня бы она тоже постаралась отпугнуть, —сказала Мэрибет, осторожно ступая на лед. Она вцепилась в руку Томми и отгонялаот себя мысли о том, что ей не следовало бы этого делать. — Особенносейчас. Она бы подумала, что я слон, тем более что я и чувствую себя слоном.
Это было кокетство — кроме выпирающего живота, в остальномМэрибет оставалась все той же статной, длинноногой, рыжеволосой красавицей.Правда, сейчас на льду, в коньках, одолженных у Джулии, она чувствовала себясовсем неуверенно, с трудом сохраняя равновесие.
— Слушай, а может, не надо? — спросил Томми,смутно подозревая, что беременным не стоит кататься на коньках.
— Все будет в порядке, — успокоила егоМэрибет, — до тех пор, пока я не упаду.
С этими словами она проделала несколько танцевальных па,желая продемонстрировать ему, что она вовсе не такая неповоротливая, каккажется.
Томми был поражен легкостью, с какой Мэрибет держалась нальду.
Казалось, что она катается без всяких усилий; но вдруг конекзацепился за что-то, она потеряла равновесие и с глухим звуком упала на лед.
Томми и другие люди, находившиеся на катке, сперваостолбенели, а потом кинулись ей на помощь. Мэрибет ударилась головой, и у нееперехватило дыхание; чтобы помочь ей встать, понадобились усилия трех человек.
Поднявшись наконец на ноги, она чуть было не потеряласознание. Провожаемый сочувственными взглядами окружающих, Томми помог ейдобраться до твердой почвы.
— Отвезите ее в больницу, — понизив голос,посоветовала одна из женщин, катавшаяся вместе со своими детьми. — У неемогут начаться преждевременные роды.
Томми помог Мэрибет залезть в кабину и повез ее к докторуМаклину, проклиная ее и себя за невероятную глупость.
— Зачем ты это сделала? — спрашивал он. — Ипочему я тебе позволил?.. Как ты себя чувствуешь?
Когда они наконец приехали, Томми был совершенно сокрушен;никаких схваток у Мэрибет, правда, не было, зато у нее сильно болела голова.
— У меня все нормально, — сказала онаробко. — Я знаю, это было глупо, но я так устала быть толстой и неуклюжей.
— Ты не толстая. Ты беременная, — возразилТомми. — И это состояние временное.
И ты не должна убивать своего ребенка только потому, что тыего не хочешь.
Услышав эти слова, Мэрибет заплакала; к тому времени, когдаони наконец добрались до кабинета доктора Маклина, оба были в дурномнастроении.
Мэрибет все еще была в слезах, а Томми, извинившись за своиопрометчивые слова, продолжал тем не менее ругать ее за то, что она отправиласьна каток.
— Что случилось? Что случилось? Боже праведный, что тутпроисходит?
Доктор не мог понять, о чем спорят эти молодые люди. В концеконцов он уяснил, что Мэрибет ударилась головой и пыталась убить своегоребенка.
Будущая мама снова начала плакать и наконец призналась, чтоупала на лед во время катания на коньках.
— На коньках?! — изумленно переспросил врач.
Ни одна из его пациенток не каталась на коньках в такомположении. Но этим ребятам было всего по шестнадцать лет, и трудно было ожидатьот них благоразумия во всем.
Чтобы успокоить их, он прочел Томми и Мэрибет коротенькуюлекцию. Никакой верховой езды, никаких коньков, никаких велосипедов имотоциклов и никаких лыж.
— И забудьте о футболе, — добавил он с улыбкой,заставив Томми хихикнуть. — Вы должны вести себя благоразумно. И крометого, — он решил дополнить список еще одним видом спорта, который был имвоспрещен, — до рождения ребенка — никакого секса.
Ребята не стали прояснять ситуацию, в особенности то, чтоТомми еще был девственником.
— Я могу вам доверять? Вы больше не пойдете на каток? —доктор внимательно посмотрел на робко съежившуюся Мэрибет.
— Обещаю, доктор…
Томми отправился на стоянку перед клиникой, чтобы подогнатьмашину к самому подъезду, а она напомнила врачу о том, что не собираетсяоставлять ребенка и хочет, чтобы он помог ей найти приемных родителей.
— Ты это серьезно? — удивленно воззрился на неедоктор.
Юный Уиттейкер был предан ей до гроба и женился бы на ней влюбой момент, это было очевидно.
— Ты уверена, Мэрибет?
— Да… по крайней мере я не вижу другого выхода, —ответила она потухшим голосом. — Я не могу заботиться о ребенке.
