«Мне нравится эта комната, — пропела Мамми. — Она похожа на тебя, Кип».
— Мамми, — спросил я слабо, — как вы это сделали?
«Мы спрашивали тебя. И Чибис помогла».
Я подумал: «Но Чибис никогда не видела мою комнату». Впрочем, она видела достаточно американских домов, чтобы стать на Веге консультантом-экспертом.
— Чибис здесь?
«Она сейчас придет».
Если рядом Чибис и Мамми, все будет хорошо. Вот только…
— Мамми, я не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Она положила крошечную, теплую ладонь мне на лоб и наклонилась надо мной так, что я увидел лишь ее огромные, как у лемура, глаза.
«Ты их повредил. Теперь ты поправляешься. Не волнуйся».
Когда Мамми советует не волноваться — волноваться нечего. Я и не собирался вставать на уши; мне хватало глядеть в ее глаза. В них можно утонуть, можно нырнуть и плавать кругами.
— Хорошо, Мамми, — Я вспомнил кое-что еще. — Ты же… ты замерзла. Это правда?
«Да».
— Но… Замерзая, вода разрывает живые клетки. Это известно.
«С моим телом такого никогда не может случиться!»
— Ну… — я поразмыслил. — Только меня, пожалуйста, не купайте в жидком воздухе. Мое тело для этого не годится.
И вновь она ответила со смешком:
«Постараемся не повредить тебе. — Она выпрямилась и слегка потянулась, качнувшись, как ива. — Чувствую — идет Чибис».
В дверь постучали — еще одно несоответствие: звук не соответствовал стуку по легкой, разделяющей комнаты, двери, — и раздался голос Чибис: «Можно?». Впрочем, она не стала дожидаться ответа (я бы удивился, случись наоборот), а сразу вошла. То, что я успел увидеть за дверью, выглядело в точности как у нас дома. Они тщательно потрудились.
«Входи, милая».
— Давай-давай, Чибис. Тем более ты уже вошла.
— Не привязывайся.
— Уж кто бы говорил. Привет, детка.
— Сам детка.
Мамми пошла к двери.
«Не задерживайся, Чибис. Не надо его утомлять».
— Не буду, Мамми.
«Пока, милые».
— Когда в этом лазарете часы посещений?
— Когда она разрешит, разумеется, — Чибис стояла напротив, уперев кулаки в бока. Впервые, насколько я ее знаю, она была по-настоящему чистой — отмытые розовые щечки, волосы пушистые, лет через десять, глядишь, станет симпатичной. Одета она была как всегда, только шмотки отстираны, все пуговицы на месте, прорехи аккуратно зашиты.
— Н-да, — сказала она наконец, озабоченно вздохнув. — Наверное, тебя еще штопать и штопать.
— Меня? Да я в полном порядке! А ты как?
Она сморщила нос.
— Чуть-чуть отморозила кончик. Ерунда. А вот ты был месивом.
— Я?
— Если бы я выразилась иначе, моя мама сказала бы, что «леди так не выражаются».
— Вот и не выражайся.
— Не язви. У тебя это плохо получается.
— Может, разрешишь на тебе попрактиковаться?
Она хотела было отбрить меня в своей знакомой манере, но вдруг осеклась, улыбнулась и придвинулась. Я с ужасом подумал, что она меня поцелует. Но она только похлопала по одеялу и торжественно произнесла:
— Ради Бога, можешь быть язвой, капризой, жадиной, можешь ругать меня, можешь все, что угодно, и я даже не пискну. Я уверена, что ты сможешь перечить даже Мамми.
Не представляю, чтобы мне этого захотелось. Я сказал:
— А ты не похожа на себя, Чибис. Уже нимб появляется.
— Появился бы, если бы не ты. Хотя нет, я бы, наверное, провалилась на экзаменах для нимбоносцев.
— Думаешь? А мне вспоминается кто-то примерно твоего роста, кто тащил меня в станцию чуть ли не на спине. Как насчет этого?
Она хмыкнула.
— Это ерунда. Главное, ты установил маяк…
— Ну опять каждый о своем. Холодновато было снаружи. — Я сменил тему, от которой обоим было неловко. Я заикнулся о маяке и вспомнил кое-что еще.
— Чибис? А где мы?
— Хм? У Мамми дома, конечно. — Она оглянулась и сказала: — Ой, Кип, я забыла, на самом деле это не твоя…
— Я знаю, — перебил я. — Подделка. Сразу видно.
— Разве? — она расстроилась. — А я думала, мы отлично все устроили.
— Вы все замечательно устроили. Не понимаю, как у вас это получилось.
— Да это у тебя замечательная память. Просто фотографическая.
«И язык без костей», — добавил я про себя. Интересно, что еще я выболтал, пока валялся без сознания. И Чибис все слышала. Но не спрашивать же об этом; должны же у человека оставаться хоть какие-то секреты.
— И все же это подделка, — продолжал я. — Я знаю, что мы дома у Мамми. Но где это?
— Ой, — она посмотрела на меня круглыми глазами. — Но я же тебе говорила. Может, ты не помнишь — ты уже засыпал.
— Я припоминаю, — сказал я медленно, — кое-что. Но не понимаю смысла. Кажется, ты говорила, что мы летим на Вегу.
— Кажется, в каталогах она значится как Вега 5. Сами они называют ее… — она откинула голову и выдала трель; правда, это больше смахивало на кукареканье. — Но ведь так я еще не умела. Так что я сказала «Вега», смысл примерно тот же.
Я снова попытался сесть и не смог.
— И вот так, стоя передо мной, ты говоришь, что мы на Веге? Я имею в виду, на какой-то планете Веги?
— Ну ты же не предложил мне сесть.
На этот чибисизм я не обратил внимания. Посмотрел на солнечный свет, льющийся в окно.
— Это светит Вега?
— Что ты, это искусственное освещение. Если бы они оставили настоящий свет Веги, тут все выглядело бы, как… Как в свете электрической дуги. Вега{37} расположена очень высоко на диаграмме Герцшпрунга-Рассела, ты же знаешь.{38}
— В самом деле?
Вот уж чего никогда не знал, так это спектрального класса Веги. Как-то не думал, что мне это понадобится.
— Кстати! Будь осторожен, Кип, я имею в виду, когда начнешь подниматься. Тут за десять секунд можешь загореть, как за месяц на зимнем курорте — а через десять минут обуглишься.
Определенно у меня талант попадать в места с тяжелым климатом… К какому спектральному классу звезд относится Вега? К классу «А»? Или «В»? Я знал только, что она большая и яркая, больше Солнца, и расположена в созвездии Лиры.
Но как, ради Эйнштейна, мы сюда попали?
— Чибис? А до Веги далеко? То есть я хотел сказать, далеко ли до Солнца? Ты не знаешь случайно?
