— И опять вы неправы. — Теперь она говорила ледяным тоном. —Я не могу считать своим другом того, кому кажется нежелательным появление моихдрузей.
Капитан закусил губу, и это дало маленькое удовлетворениеДжереми, которого обдало жаром, когда он увидел руку капитана на талии девушки,чьи губы он целовал ещё вчера. Беспощадные слова капитана Блада невольновсплыли в его памяти в этот миг.
Появление д'Ожерона и де Меркёра положило конец этоймаленькой стычке. Оба эти господина слегка запыхались — казалось, они спешилисюда со всех ног, но, увидав, кто находится в саду, облегчённо сбавили шаг.Д'Ожерон, по-видимому, предполагал застать несколько иное общество и былприятно удивлён, словно безопасность Люсьен обеспечивалась главным образомколичеством её поклонников. Появление новых лиц разрядило атмосферу, но капитанТондёр, как видно, не стремился к миролюбивому общению и удалился. Прощаясь сДжереми, он произнёс многозначительно, с недоброй улыбкой:
— Я буду с нетерпением ожидать случая, мосье, возобновитьнаш с вами занимательный спор.
Вскоре и Джереми хотел откланяться, но Д'Ожерон задержалего:
— Повремените ещё минуту, мосье Питт.
Ласково взяв молодого человека под руку, он увлёк его всторону от де Меркёра и Люсьен. Они прошли до конца аллеи и углубились подсводы апельсиновых деревьев, привезённых сюда из Европы. Здесь было тенисто ипрохладно, спелые плоды поблёскивали, словно фонарики, в тёмно-зелёной листве.
— Мне не понравились слова капитана Тондёра, сказанные вамна прощанье, мосье Питт, и его улыбка тоже. Это очень опасный человек. Будьтеосторожны, берегитесь его.
Джереми Питт вспыхнул:
— Уж не думаете ли вы, что я его боюсь?
— Я думаю, что вы поступили бы благоразумно, стараясьдержаться от него подальше. Повторяю, он очень опасный человек. Это негодяй! Ион навещает нас слишком часто.
— Зачем же вы ему позволяете, будучи о нём такого мнения?
Д'Ожерон скорчил гримасу.
— Будучи о нём такого мнения, как могу я емувоспрепятствовать?
— Вы боитесь его?
— Признаться, да. Но не за себя я боюсь, мосье Питт. ЗаЛюсьен. Он пытается ухаживать за ней.
Голос Джереми задрожал от гнева:
— И вы не можете закрыть для него дверь вашего дома?
— Могу, конечно. — Д'Ожерон криво усмехнулся. — Я проделалнечто подобное однажды с Левасёром. Вам известна эта история?
— Да, но… но… — Джереми запнулся, испытывая некотороезамешательство, однако всё же преодолел его. — Мадемуазель Мадлен былаобманута, она позволила Левасёру увлечь себя… Вы же не допускаете, чтобымадемуазель Люсьен…
— А почему я не могу этого допустить? Известного обаяния онне лишён, этот каналья Тондёр, и у него даже есть некоторые преимущества передЛевасёром. Он вращался в хорошем обществе и умеет себя держать, когда ему этонужно. Наглому, предприимчивому авантюристу ничего не стоит соблазнить такоенеопытное дитя, как Люсьен.
У Джереми упало сердце. Он сказал, совершенно расстроенный:
— Но что даёт такая проволочка? Ведь рано или поздно вам всёравно придётся отказать ему. И тогда… что будет тогда?
— Я сам задаю себе этот вопрос, — мрачно сказал Д'Ожерон. —Но всегда лучше отсрочить беду. Глядишь, какой-нибудь случай и помешает ейнагрянуть. — Внезапно он заговорил другим тоном: — Однако я прошу у васпрощения, мой дорогой мосье Питт. Наша беседа слишком отклонилась в сторону.Отцовская тревога! Я просто хотел предостеречь вас и очень надеюсь, что выприслушаетесь к моим словам.
Мосье Питту всё было ясно. Д'Ожерон, видимо, считал, чтоТондёр почувствовал в Джереми своего соперника, а такие люди, как он, неостанавливаются ни перед чем, когда им нужно убрать кого-нибудь со своего пути.
— Очень вам признателен, мосье Д'Ожерон. Я могу постоять засебя.
— Надеюсь. От всего сердца надеюсь, что это так.
На том их беседа закончилась, и они расстались.
Джереми вернулся на «Арабеллу» и после обеда, прогуливаясьвместе с капитаном Бладом по палубе, поведал ему о том, что произошло утром всаду губернатора.
Блад выслушал его с задумчивым видом.
— У него было достаточно оснований предостеречь тебя. Страннотолько, почему он дал себе труд этим заниматься. Я повидаюсь с ним, да, да,непременно. Возможно, моя помощь будет ему небесполезна, хотя мне пока ещё неясно, в чём она может проявиться. А ты, Джереми, будь благоразумен и посидилучше на корабле. Можешь, чёрт побери, не сомневаться, что Тондёр будет искатьвстречи с тобой.
— А я, что ж, должен её избегать? — презрительно фыркнулДжереми.
— Да, если ты не дурак.
— Иначе говоря — если я трус.
— А не кажется ли тебе, что живой трус лучше мёртвого дурака,каковым ты неизбежно окажешься, если позволишь Тондёру сводить с тобой счёты?Не забывай, что этот человек — первоклассный фехтовальщик, ну, а ты… — КапитанБлад присвистнул. — Это пахнет самым обыкновенным убийством. А какая доблесть втом, что тебя заколют, как барана?
Питт в глубине души чувствовал, что капитан прав, нопризнаться в этом было бы слишком унизительно. Поэтому он пренебрёг советомБлада, на другой же день сошёл на берег и отправился вместе с Хагторпом иВолверстоном в таверну «У французского короля», где его и обнаружил Тондёр.
Время приближалось к полудню, и в большом зале таверны былополным-полно пиратов, матросов с французского фрегата, искателей жемчуга, атакже всевозможных жуликов и бродяг обоего пола, которые, подобно хищнымакулам, всегда вьются вокруг моряков, а пуще всего — вокруг пиратов, зная ихпривычку сорить деньгами. В плохо освещённом зале воздух был удушлив от едкоготабачного дыма, винного перегара, испарений человеческих тел.
Тондёр вошёл небрежной, ленивой походкой; левая рука егопокоилась на эфесе шпаги. Отвечая на поклоны, он протискался сквозь толпу иостановился перед сидевшим за столиком Джереми.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа,пододвинул себе табурет и сел. — Какая удача, что мы можем так скоровозобновить наш маленький спор, который был вчера, к сожалению, прерван.
Джереми сразу понял, куда он клонит, и поглядел на него в некоторомзамешательстве. Его товарищи, не знавшие, о чём идёт речь, тоже уставились нафранцуза.
