лишало народы их прав. Не менее важно и то, что союзники должны были продемонстрировать единство, чтобы враги союзных государств не смогли представить конгресс в Троппау как сепаратное совещание трех дворов, или Тройственный союз, противостоящий политике, проводимой конституционными государствами, – Великобританией, Францией, Нидерландами, Южной Германией, Италией, Испанией, обеими Америками.
В своих внешнеполитических заявлениях Александр I неоднократно призывал к единству союзников. Несмотря на различные условия в Австрии, Великобритании, Франции, Пруссии и России, державы должны были достичь соглашения по всем пунктам при любых обстоятельствах. Это перевело бы союз из области абстрактных идей в реальность сильных и оздоровительных шагов. С точки зрения правительства Александра, только Россия последовательно действовала в соответствии с договорными обязательствами. Хотя Австрия попыталась оправдать вторжение в Неаполь ссылкой на сепаратный договор, заключенный с королем Обеих Сицилий 12 июня 1815 года, этот подход не обладал достаточной силой, чтобы примирить народы Италии с государствами-участниками. В попытке принудить Неаполь вновь соответствовать законам общества, по мнению российских чиновников, Австрия должна была действовать как европейская держава, а не как независимое государство. Кроме того, Франция, которая по-прежнему полагалась на поддержку союза для восстановления своего законного правительства, не присоединилась к общему делу. На тот момент союзники должны были обеспечить выполнение Францией своих договорных обязательств. Из-за внутренних бед Британия также не могла считаться активным членом европейского союза. Несмотря на могущество и богатство Британской империи, три союзника могли только надеяться, что Британия избежит возникновения симпатизантов революции на двух полуостровах. Наконец, Министерство иностранных дел России описывало Пруссию как подчиненную или низшую великую державу, которой не хватало политической зрелости, чтобы основательно обдумать насущные вопросы современности. Занятая своими внутренними делами, связанная с федеральными государствами Германии новой системой и с Австрией новыми отношениями, Пруссия оставалась верной духу Всеобщего союза и поэтому должна была принять решения, предложенные Австрией и Россией. Описывая конкретные обстоятельства каждой страны, российское правительство пыталось донести простую мысль: союзники должны были сделать больше, если они хотели сохранить мир во всем мире.
При оценке решений Троппауского конгресса критический вывод российского правительства заключался в том, что акты 7 (19) ноября 1820 года (Предварительный протокол и Дополнение к нему) были недостаточны для достижения целей союзников. Примирительная политика по отношению к Королевству Обеих Сицилий не была бы успешной без участия Британии и Франции. Император Александр продолжал оказывать давление на эти страны, чтобы они присоединились к трем монархам в Лайбахе, где те планировали завершить переговоры о Неаполе в сотрудничестве с королем Обеих Сицилий и представителями других итальянских государств. Если единый европейский союз смог бы восстановить господство справедливости и закона, сделав неаполитанского короля законным посредником между его подданными и странами, которым угрожал враждебный пример революции, нравственная сила могла бы победить мятеж, и мир был бы укреплен. С Испании могла быть снята необходимость подавления восстания, и благодаря утверждению европейской системы каждое государство имело бы возможность спокойно работать над улучшением своего внутреннего устройства. Сам акт подписания Предварительного протокола и договоренности о повторном созыве в другом месте оставлял открытой возможность новых начинаний при полном британском, французском и неаполитанском сотрудничестве. Как эту дилемму описали российские дипломаты, военное вмешательство, особенно после продолжавшейся с 1815 года мирной передышки, продемонстрировало бы лишь то, что мир зависел от принуждения. Это не решило бы более широкой проблемы революции в Европе. В конечном итоге ответы из Парижа, Лондона и Неаполя решат вопрос о моральных и военных средствах; однако российское правительство продолжало настаивать на том, чтобы стороны, подписавшие Протокол, приложили все усилия, чтобы положиться на убеждение. Посредством согласованных действий три монарших двора должны были показать, что они решили бороться с народами Королевства Обеих Сицилий во имя мира и счастья в Европе.
Как пояснялось в записке Министерства иностранных дел России от 19 ноября (1 декабря), союзники не рассматривали кризис в Неаполе как изолированное событие. Если предположить, что военное вмешательство оказалось бы неизбежным, что они могли бы сделать, чтобы спасти Европу от новых бедствий? Российские чиновники видели ответ в дальнейшем развитии принципов, определенных в Предварительном протоколе, – этот подход возвращал дипломатические переговоры на тот этап, на котором они были весной и летом 1820 года, до конгресса в Троппау. Неудивительно, что точка зрения императора Александра продолжала развиваться по мере развития событий на местах. В Аахене российские дипломаты настаивали на заключении договора о коллективных гарантиях, выходящего за рамки исключительности и узких обязательств Четверного союза, что потребовало бы взаимной защиты территориальных границ и политических договоренностей, определенных в Венских и Парижских соглашениях. До конгресса в Троппау русский монарх также выступал за коллективное заявление принципов в ответ на революции в Испании, Королевстве Обеих Сицилий и Португалии. Но в декабре 1820 года Александр избрал более осторожный подход к новым договорным обязательствам. Записка российского правительства от 5 (17) декабря 1820 года, одобренная монархом и адресованная правительствам Австрии и Пруссии, содержала отклонение недавнего предложения Австрии об общей гарантии[247].
Согласно записке Министерства иностранных дел России, правительства Австрии, Пруссии и России договорились о том, что договор о гарантиях, призванный поддержать законный порядок внутри европейских государств, мог рассматриваться в двух различных аспектах: либо как новая система (combinaison), основанная на принципах международного права, которые не были специально закреплены в существующих договорах, либо как развитие принципов международного права, установленных Заключительным актом Венского конгресса и всеми актами и договорами, с ним связанными. В последнем случае он представлял бы собой следствие обязательств, которые приняли на себя европейские державы. Но в любом случае остались бы важные вопросы. Каким образом договор будет применяться к государствам, которые к нему не присоединятся? Будут ли договаривающиеся державы обладать правом вмешательства для поддержания законного порядка в государствах, которые не подпишут договор? Или же союзники могли предполагать, что все государства, составляющие Всеобщий союз, присоединятся к договору о гарантиях? Если нет, то в каких отношениях окажутся государства, не являющиеся сторонами договора, с другими государствами? Как эти договоренности повлияют на Всеобщий союз и как меры, принятые для предотвращения революции, повлияют на государства, не являющиеся сторонами договора? Вмешательство союзников в государство, не присоединившееся к договору о гарантиях, не могло быть средством морального воздействия, поскольку такое вмешательство неизбежно потребовало бы применения военной силы. Другими словами, вопрос о вмешательстве не мог быть решен без рассмотрения более широких вопросов о Четверном и Всеобщем союзах.
В конце Наполеоновских войн все государства Европы заняли схожую позицию касательно того, что все зависели от коллективной гарантии их территориального урегулирования. Соответственно, все они присоединились к договорам и конвенциям 1815 и 1818 годов. Но в 1820 году императив безопасности 1814–1815 годов больше не существовал. Правительство России сомневалось, что такие страны, как Великобритания, Франция, Нидерланды и некоторые германские государства, где дипломатические соглашения должны быть оправданы перед национальным представительным органом, подпишут новый договор о гарантиях. Без всеобщего признания договор вызвал бы беспокойство, недоверие и разобщенность в государствах, не являющихся его участниками, которые рассматривали бы его как создание нового союза, независимого от существующих соглашений. Поэтому нынешняя система Всеобщего союза и солидарности оказалась бы подорванной в корне. Действительно ли был необходим новый договор, как того требовала записка Министерства иностранных дел России, чтобы гарантировать законный порядок во внутренних установлениях государств, включая легитимную власть монархов и зависимых от нее институтов? Если это так, то
