она сейчас же не услышит голос Артёма. Расстегнув на блузке несколько пуговиц, Лиза позвонила Самохину. Он, удивлённый, ответил сразу же.
— Что случилось, маленькая? Мы же договорились связываться вечерами.
— Ты… — Как же ей трудно было задать такой простой вопрос. Лизе на мгновение показалось, что у неё сейчас от волнения остановится сердце. — Ты, что… женишься на Кустовской?
Он вздохнул. И Лиза поняла: так и есть, случилось непоправимое. Теперь уже было всё равно, на главный вопрос он ответил молчанием, а это можно было расценивать как признание в женитьбе на Кустовской.
— Маленькая, я всё тебе объясню, дождись только. Осталась всего-то четыре дня. — И снова произнёс с жаром в голосе: — Я люблю тебя. Верь мне.
Она выключила телефон. Слабое утешение — это его «верь мне», но поразмышляв ещё минуты две-три и вспомнив интонации голоса Самохина, его слова о любви, Лизу будто святой водой умыло: девушка вдруг пришла к ощущению некой странности и алогичности ситуации, в которой они все оказались и где данных катастрофически недоставало, чтобы выстроить логические цепочки и сделать верные выводы. Лиза вдруг почувствовала себя героиней той пьесы, в которой актриса, играющая небольшую, но запоминающуюся роль тогда, на премьере в театре, плакала ровно одну минуту, а спустя время, снова собрала себя по частицам, превратившись в сильного духом, стойкого оловянного солдатика. «Нельзя быть жертвой», — снова услышала она слова Артёма. «Не буду», — сказала себе Лиза, задача обозначилась, и девушка ободрилась.
Когда Бернгардт вошла в аудиторию, ничто в её облике не напоминало ту Лизу, которой она была двадцать минут назад, а вечером на концерте девушка попросила изменить репертуар, предложив исполнить вместо пьесы Грига отрывок из Седьмой симфонии Шостаковича.
Глава 37
И потянулись дни, похожие один на другой. Лизе не хотелось появляться в университете, и она понимала по какой причине: вовсе не потому, что на неё с пристальным вниманием посматривали студенты с других курсов или факультетов, перешёптывались и улыбались — к этому она уже начинала привыкать и, шутя над собой, утверждала, это и есть популярность. На самом деле, ей не хотелось каждый раз натыкаться взглядом на счастливую Кустовскую, которая почему-то всегда курсировала где-то рядом с ней.
Все-таки занятия в вузе пришлось пропустить — у Лизы снова приключилась ангина, и девушка целый день провалялась в кровати, вспоминая разговор с Артёмом, который позвонил вечером после её знакового выступления в актовом зале с фрагментом из Седьмой симфонии Шостаковича и пообещал приехать как можно скорее. А ещё просил не делать никаких поспешных выводов и в конце добавил, что все детали обговорит при встрече, а сейчас не может. Голос его был спокойный и сухой, совсем не располагающий к общению, оно и понятно. Лиза, иронизируя, объясняла позицию Самохина тем, что сначала нужно решить важные вопросы с защитой научной работы, а потом можно снизойти до «мелких проблем» с женитьбой. В конце разговора Самохин снова повторил: «Всё будет хорошо, верь мне». Лиза положила телефон и долго сидела на диване без всякого движения, пытаясь понять, чего теперь следует ожидать. Ну приедет он, ну поговорят они. И что? «Я так и буду бегать по кругу, прокручивая одни и те же мысли, — сказала себе она. — Пора с этим заканчивать, а то так с ума можно сойти». Одно радовало: скоро логическая цепь замкнётся, ибо неизбежно появятся новые данные, все неизвестные обретут значение, и тогда придёт какая-то ясность. Елена Николаевна, видя, что с внучкой творится неладное, пыталась выяснить, в чём причина, но Лиза помалкивала, только улыбалась на просьбы сходить к психологу.
— Если не хочешь рассказать мне, что тревожит, поделись этим со специалистом. Но нельзя тяжёлые мысли держать в сердце.
Никита эту идею не поддерживал, ибо никогда не любил психологов, считая их болтунами и шарлатанами.
— Сама справится, Лиза сильная, — успокаивал он Елену Николаевну. — Когда-то нужно взрослеть и не обращать внимания на всякую ерунду. — И уже, обращаясь к сестре, говорил: — Не смотри на меня так. Я не он. И поступки у нас разные. Не сравнивай. Однако точно могу сказать: Артёму можно верить.
За день до возвращения Артёма Лиза, почувствовав себя лучше, пошла в университет, радовало, что на это время в расписании стояли её любимые предметы. Однако прямо на лекции Бахметьева в аудиторию резко, не спросив у Ивана Ильича разрешения, ворвалась Кустовская.
— Бернгардт, зайдите после занятий ко мне на кафедру. — Она помахала на себя какими листочками, будто веером. — Как здесь жарко. Почему не проветрили помещение перед лекцией? — Преподавательница бросила высокомерный взгляд на Лизу. — Совсем не выполняете своих обязанностей старосты.
«Ах, вот так? — девушка почувствовала, как кровь ударила ей в голову. Она, гордо выпрямившись, ответила с металлом в голосе:
— На этом предмете у меня перед вами нет никаких обязанностей.
Все затихли, действуя по принципу, спасайся, кто может, ибо знали крутой нрав профессора: он не терпел конфликтов, тем более между студентами и преподавателями. Однако гнев его был обращён не на Бернгардт, а на Кустовскую.
— Милочка, извольте убраться вон, — прищурившись, потребовал лысый очкастый интеллигент в нелепом пиджаке в клетку. — Очень жаль, что в детстве вас не научили элементарным правилам поведения. Каждый школьник знает, прежде, чем войти, нужно постучать и спросить разрешения.
Для профессора всегда было не важно, кто перед ним: студент, чиновник или олигарх, значимым и определяющим было, какой перед ним человек.
Кустовская, не ожидавшая такого выпада старичка, сначала оторопела, а потом улыбнулась фирменной улыбкой, которую ушлые студенты окрестили выражением «зев акулы», и вышла из кабинета, грохнув дверью.
После лекции подруги посоветовали Лизе не ходить на аудиенцию к Кустовской, кто её знает, какой сюрприз мадам приготовила для соперницы, ибо в вузе уже всем было известно об отношениях Самохина и Бернгардт, а то вдруг отравит её или ударит — от Иветты Борисовны всего можно ожидать. Лиза от этих нелепых домыслов только хихикала.
— А что, я недавно видела фильм наподобие твоей истории, так там вообще девушку убили и расчленили, — протараторила Даша.
Лиза уже хохотала навзрыд, схватившись за живот.
— Ой, не могу, — чуть ли не рыдала от смеха.
И всё-таки подруги посоветовали прислушаться к их словам или хотя бы включить телефон, чтобы они слышали разговор и в опасный момент могли спасти бедную Лизу. Бернгардт и с этим предложением не согласилась.
— Можно войти?
Девушка, переступив порог кабинет, где расположилась преподавательница, сразу уловила резкий запах сваренного кофе. Кустовская, стоя к ней в профиль, наливала
