Глава 1
Влюбиться не значит любить: влюбиться можно и ненавидя.
Федор Достоевский
— Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. Закончили. Переходим к следующему упражнению.
Мы долго стояли у входа в спортзал, но с виду молодцеватый учитель лет тридцати никак не хотел обращать на нас внимания. У меня же было достаточно времени, чтобы рассмотреть его: как же он красив, просто совершенство. Аполлон. Правильно говорят: уроки физической культуры на то и созданы, чтобы демонстрировать физические достоинства учителя и физические недостатки учеников.
— Сергей Николаевич, я к вам в класс с новенькой, — крикнула секретарша бальзаковского возраста, заискивающе глядя на физрука и по совместительству моего классного руководителя.
— Какие новые ученики могут быть в одиннадцатом классе?
— Она переехала из другой области. Отца сюда перевели. Он военный, — оправдываясь перед учителем за Министерство Обороны, пролепетала секретарша.
— Фамилия-имя? — строго обратился, повернувшись ко мне, физрук.
— Машко́ва Станислава. Можно Стася, — спокойно ответила я.
— Ма́шкова Станислава, — поправил меня стоящий первым в шеренге смуглолицый кучерявый парень с модной щегольской стрижкой.
Судьба тогда прогремела фанфарами мне в самое ухо: та-та-та-там! Но глупая девица все равно ничего не поняла.
— Я — Машко́ва. Станислава. Стася. Прошу запомнить и не путать.
— С такой фамилией ты — Маруся. Ничего личного, — он поднял руки вверх и сложил в замок ладони. — Привет, Маруся.
— Хм. В споре с круглым дураком и зацепиться-то не за что, — поморщилась я.
Раздались тихие, несмелые смешки.
— Отставить разговорчики. Кутусов, последнее китайское предупреждение, а потом: упал, отжался. Ты меня знаешь, все так и будет, — повысил голос физрук и, уже обращаясь ко мне, бросил на ходу: — Машкова, переодевайся и становись в строй.
С этой легендарной встречи с химико-биологическим 11б классом гимназии № 48 началась затянувшаяся на долгие почти десять лет история моей ненависти и любви к одному типу, воспринимающему окружающую действительность с изрядной долей юмора, приправленного цинизмом.
***
Всю жизнь «мечтала» жить в Сибири! Так уж сложились обстоятельства, что нам пришлось прожигать какую-то часть своей жизни здесь, а не на берегу Черного моря, как папе было обещано ранее. Где мы только не побывали за время его службы в армии: и в Мурманской области, и в Свердловской, и в Ленинградской, и в Тульской, и в Московской, и в Белгородской, жили даже на Камчатке. Оттуда, с Ключевской Сопки, нас направили в забытый богом сибирский край. Больше двух-трех лет мы нигде не задерживались, а в иной год приходилось менять по два учебных заведения, я предполагала, что и здесь мы ненадолго.
Вообще, папа мне неродной, но он со мной с трехлетнего возраста, с того самого времени, когда молодым офицером, увидев маму в гарнизонной библиотеке, влюбился раз и навсегда. Я не стала помехой в их отношениях, напротив, папа настолько проникся заботой обо мне, что считал родной дочерью.
Этот сибирский город мне понравился сразу: небольшой, уютный, чистый. К тому же весь в зелени, отчего небо под кронами тополей казалось тоже зеленым. Приехали мы вечером, а утром пошли с папой ближайшую гимназию сдавать документы. Для меня разницы не было: школа это, гимназия или лицей — за годы путешествия по всей стране я была полностью социализирована и совершенно самостоятельна. К тому же мне удалось выработать стойкий иммунитет к разным детско-юношеским приколам и шалостям. Главное, территориально гимназия находилась в пяти минутах ходьбы. Из всех школьных предметов мне легче всего давались химия с биологией и физика, поэтому выбор был очевиден: химико-биологический класс, по этому профилю я училась и на Камчатке.
После физкультуры была география. Пожилая учительница вела урок несколько своеобразно: прерывала вдруг объяснение нового материала ею заданным вопросом и сама же на него отвечала. В это время каждый из моих одноклассников занимался своими делами: сидевшая рядом девушка, представившаяся Сашей, рисовала силуэт выпускного платья, и пусть сейчас сентябрь, когда-нибудь придет июнь, сзади двое парней играли в морской бой, находившаяся справа от меня одноклассница листала модный журнал. А я в это время крутила головой, рассматривая сверстников. На перемене, перед географией, соседка Саша немного рассказала мне о некоторых из них:
— Вот впереди, перед нашей партой, сидит знакомый уже тебе с урока физкультуры Кутусов Стас — Кутузов. Слева от меня за третьей партой первого ряда списывают домашку по алгебре Квашняк Маргарита — наша Королева Марго и ее подруга-подпевала Викуся Бобринская — Боб, перед ними развалились на стульях Лазаревский Игорь, в простонародье — Лазарь и его друг Сашка Артемьев, по прозвищу Тёма.
— А у тебя какое прозвище?
— Муха.
— Почему Муха?
— Мошкина потому что. На ассоциативном уровне одноклассников — Муха. Надоедливая, наверное. Так что, тебе еще повезло быть Марусей.
— Совсем не похоже, что попала в одиннадцатый класс. Я поменяла много школ, но эта единственная, где в среде выпускников у многих прозвища. Послушай, а я не ошиблась, это действительно одиннадцатый класс?
Саша засмеялась, прикрыв рот рукой:
— Успокойся, на прозвища никто не обижается. Это, пожалуй, единственное, что осталось от детства.
— Все равно несправедливо. Если все клички — производные от фамилий, то откуда взялась Королева Марго? Логичнее Квашняк называть Квашней, — возмущенно проговорила я.
— Это Маргарита сама так себя назвала. Она имеет право: одна из сильных мира сего, никто противиться и не стал, все привыкли, к тому же Марго короче. Русский язык стремиться к усечению основы.
— Тогда вы впереди России всей. А кто еще здесь присутствует из «сильных мира сего», как ты говоришь?
— Лазаревский Игорь и Кутусов Стас. Остальные в лидеры не лезут. И ты не лезь. Так спокойней.
Я отвлеклась от воспоминаний из-за резкого возгласа географички:
— Воропаев и Никитин, вы мне дадите сегодня вести урок? Разговариваете параллельно со мной, еще так громко.
— Мария Петровна, простите. Это мы обсуждаем Арктику и северный морской путь.
— Вот там точно ничего тушить не надо. Повторяйте лучше раздел «Тайга как природная зона России», — лениво бросил Кутусов.
Класс залился смехом
— Что здесь смешного? Не понимаю, — шепнула я соседке.
Саша тряхнула красивыми волосами и фыркнула, зажав рот рукой:
— Да история тут потешная произошла неделю назад. На перемене после ОБЖ, где мы повторяли действие огнетушителя, парни решили порезвиться и в результате уронили на пол пеногенератор. Он падает, сильно ударяется об пол и начинает работать, извергая пену, которую уже ничем не остановить. Так вот, Воропаев хватает огнетушитель и бежит в туалет, благо, кабинет ОБЖ по соседству. Ваня дергает одну дверцу — закрыто, другую — закрыто, третью — открыта, и направляет струю на унитаз, а там, на унитазе, сидит обалдевший девятиклассник. В коридоре крики, суматоха. Вбегает Никитин, спрашивает: «Что случилось?» — его в кабинете не было, когда заработал агрегат. Воропаев, оборачиваясь к нему, кричит: «Помоги!», и тут Сашка снимает с противопожарного щита второй огнетушитель, срывает чеку и снова направляет струю на несчастного девятиклассника. Тот весь в пене, головы не видно. Потом с огнеборцами была серьезная беседа в кабинете директора.
