на циферблате, покрывая кожу холодным потом каждую ночь. Иногда мне снится дедушка Алекс, закованный во льду озера, точно статуя; два раза снились девочки с картины Сары, блуждающие в туманном лесу, но чаще всего — отец. Мое детство.
До того, как погиб в доме сорок семь, я думал, что оставил воспоминания об отце в прошлом, но нет. Я ношу их с собой в глубинах подсознания. Они терзают психику. Возможно, частично управляют моими решениями.
Последнее время из головы не выходит вопрос: похожи ли чувства к Саре и отцу? Я любил отца, потому что у меня не было другого выбора. Я был пленником, который мог лишь радоваться просветлениям в его рассудке, минутным слабостям, когда он давал тепло и заботу, а потом, в любой момент, точно вулкан он мог взорваться, и я не знал: случиться это через час или послезавтра. Как жертва, я надеялся, что мой отец, мой мучитель, изменится. Я жил в тюрьме. Мне было не сбежать, хотя я и пытался. Но большую часть времени мне приходилось сидеть и ждать, когда издевательства закончатся, а потом надеяться, что это не повториться, и просто радоваться, что отец утихомирил гнев (ненадолго).
И вот я вновь в плену.
На этот раз моего отца разделили на две части.
Одна — Волаглион, чистое зло, тот самый вулкан, всегда опасен.
Вторая часть — Сара, ключ к спасению, шанс на тепло и свободу. Однако Сара слишком боится демона.
И также, как я не знал, какая часть отца — темная или светлая — победит сегодня, я не знаю, что творится в голове ведьмы, что сильнее: ее страх перед демоном или жажда освободиться. На ее любовь (после вчерашнего) надеяться не стану. Она выразилась предельно ясно. Показала, что ей совершенно плевать на меня и мои чувства.
До полнолуния неделя. А значит, я должен — обязан, вынужден! — узнать, есть ли у демона слабости. Он демон... возможно, его можно изгнать? Сара знает это. Я уверен. Надо разговорить ее.
Натянув джинсы и черную кофту, спускаюсь в гостиную. Сегодня канун Рождества. Я удивлен, что Иларий не носится с подарками или песнями, его в поле видимости вообще нет. Зато есть Рон. Сидит на диване у камина. Пьяный. В дрова. Кругом банки от пива. На камине попугай.
— Рич? — удивляюсь я. — Ты что здесь делаешь?
— Наглядно показываю, что брак — дерьмо. С утра Кэт забросила меня сюда и свалила во Францию.
— Сочувствую.
— Представь, пять лет назад я мог так ее отодрать, что до входной двери бы не доползла, а теперь наблюдаю каких-то уродов, расхаживающих по нашему дому в полотенце. Подумаешь, отхватил ему два пальца. У него их еще восемь!
— Ага, — протягиваю, рассматривая Рона.
Он сжимает банку, корчится и бубнит, на меня не смотрит.
— Давно он?
— С ночи, кажется. Увидел, как вы спариваетесь с Ингой.
Твою мать!
— Рон, не знаю, что конкретно ты видел, — начинаю я, но оборачиваюсь на шаги за спиной.
Нет, только не она! Инга и впрямь появляется в самые «удачные» моменты.
— Что с вами, ребята? — улыбается она. — Вы словно монстра увидели. Я с утра не модель международного класса, но не настолько плоха.
Я, увы, проглатываю язык.
— Развлеклась? — с просто убийственной интонацией произносит вдруг Рон.
— Она ни при чем, — вмешиваюсь я, встаю между ней и размякшим на диване Роном.
— Ну что ты, — мямлит он вусмерть пьяный. — Вы ведь оба пышете верностью. Она с твоим другом спала, ты на Сару слюни распустил и сразу прискакал, вывалив член из штанов. Будто стоило ожидать чего-то другого.
— Что происходит?
— Рон узнал и... в бешенстве, — отвечаю Инге.
Рон швыряет банку в Ричарда, закатывает рукава восклицая:
— Ты за это ответишь, Рекс!
— Что узнал? — с натуральным удивлением спрашивает Инга. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Рон, в чем дело?
Она прикасается к его локтю, но тот отстраняется.
— Ты смеяться надо мной вздумала?! — орет он.
Мои брови поднимаются, ибо кажется, что Рон сейчас расплачется. Его лицо багровое, как перец чили.
И что с Ингой? Она выглядит ошеломленной. Не могла же она думать, что Рон, узнав о нашей ночи, никак не отреагирует? Бессмыслица.
— Да как ты посмела?! — Рон кричит и пинает мебель.
Особенно достается новому кофейному столу. Он разламывает его так, что щепки летят. А Сара этот стол недавно купила. Когда мы разбили стеклянный. С Роном, ага.
— О чем ты? Что я смела? Что вы несете? — в ужасе щебетает Инга.
— Ах ты дрянь! — продолжает Рон. — За имбецила меня держишь?! Думаешь, можешь трахнуться с бывшим, а потом прийти и сказать, что это мне приснилось?
— Что?!
Инга раскрывает рот.
— Стой, — на меня накатывает волна странных подозрений. — Ини, ты помнишь, что было ночью?
— Вы рехнулись?! Я плохо себя чувствовала и ушла спать. К тебе, Рон, заходить не стала, потому что было поздно.
Мы с Роном переглядываемся, не понимая.
Учитывая, что Рон пьяный, он в принципе не понимает даже кто он. А я пытаюсь сообразить. Инга память потеряла? Или что-то с моей головой? Нет же, Рон видел нас. Возможно, шел к себе и услышал стоны, заглянул, а там мы кувыркаемся, а дальше — разбитое сердце и тонны пива. Тогда что происходит?
Вспоминаю, что не видел... Илария.
— Помилуйте боги, что за херня?! — взмаливаюсь я, когда вхожу в комнату Илария.
Его здесь нет. Зато есть та, кто точно осталась внизу успокаивать Рона — Инга!
Вторая Инга!
— Рекс? — подлетает лжеИнга с пуфика у трельяжа. — Извини, я тебя не заметила.
— Ты кто?!
— В смысле? — мягко уточняет она, поправляя длинный махровый халат. — Ты заболел?
— Не ломай комедию! Инга в гостиной собирает Рона по частям, на которые он развалился.
ЛжеИнга обнимает себя и опускает глаза. Я окончательно осознаю, кто это, потому что выражение лица мне знакомо.
— Как ты мог? — продолжаю заикаясь. — Как мог так поступить?! Тебе совершенно плевать на то, что я не хотел этого? Не хотел спать — с ней!
— О, отлично! — В комнату залетает Ричард, приземляется на стол и прыгает на месте, восхищаясь происходящим:
