всегда происходит. Но... я не смогла. Волаглион переместится с тем, что есть... он решил... он. Рекс!
— Я здесь.
— Мое лицо... оно ужасно? Скажи.
— Сара, — притягиваю ее ближе. — Я люблю тебя.
Она приоткрывает рот, вздергивает голову и инстинктивно ищет меня в темноте своего нового мира.
Я продолжаю, поглаживая ее щеку:
— Любую. Как бы ты ни выглядела и кем ни была, мне это не важно. Я давно всё решил. И осознал. Чтобы ни случилось, я буду рядом, я спасу нас обоих, я всегда буду держать тебя за руку и проведу сквозь тьму, слышишь? Ты не останешься одна. Никогда. Обещаю, я рядом навечно. Поспи, пожалуйста. И поверь, красивее тебя, на свете нет никого.
Она прикрывает веками пелену глаз. Я смотрю на нее: она едва заметно улыбается, засыпая. Целую в теплый лоб. Накрываю одеялом.
Все слова — правда. Моя любовь к Саре — это любовь с первого взгляда, это вечная любовь, настоящая, исключительная и неотступная.
Я уверен, что люблю ее больше самой жизни, больше всего, что когда-либо любил и желал, уверен настолько же твердо, насколько тверды горы, настолько же бесконечно, насколько бесконечен космос.
Я не могу ее бросить. Я должен быть рядом.
И я буду.
***
Одиночество пожирает.
Первый раз за все время в доме, я совершенно один. Нуждаюсь в друге. В помощи. Поддержке! У меня не осталось надежды. Сердце истерически бьется, не дает соображать, а я, честно, из кожи вон лезу, в попытках придумать план действий.
Сначала хотел прочесть гримуар, но, во-первых, он на латыни, а я — уверяю вас — ее не знаю, разве что некоторые слова. Во-вторых, книги в башне нет. Демон ее забрал. И одному ему известно — куда.
До потери зрения Сара обещала вернуть меня в тело с условием, что я сбегу из города на край света. Но теперь спросить ее о ритуале или способе вернуться — не выходит. Она не в себе.
Вопросов слишком много, они ползают между извилин мозга, будто муравьи, грызут и сводят с ума. Только где искать ответы?
Бесчувственный, внимательный взгляд Волаглиона заставляет вздрогнуть на стуле, задышать чаще. Он поднимается из подвалов и скрывается на втором этаже, неотделимый от своего хвоста в виде Иларии и Эмили. О, как же без Эми. Теперь она живет здесь. Просто я игнорирую это обстоятельство, потому как видеть ее не могу. А вот Иларий мне нужен до пены изо рта. Однако привести его в чувства не удается, а Илари-я хуже, чем безвольная кукла. Молчаливая кукла. Что она, что Рон — две немые рыбки, сломленные и напуганные.
Ладно. Если Иларий не хочет вылезать, а Илария хочет молчать, пусть молчит. Всё равно плана по спасению пока не существует. Пока? Или наверняка?
Проклятый случай!
Что мне делать?!
Некоторое время я пялюсь в точку перед собой, затем замечаю бисквит, который приготовила... Инга. Перед смертью.
Внезапно всплывает образ ее миниатюрной фигуры, бледно-серых глаз и чернильных волос. Хрупкая. Нежная. В любимом голубом платье или бархатной розовой пижаме, с голоском певчей птички — почему я не вспоминал о ней с того дня?
Видимо, разум заблокировал факт, что ее больше нет. Слишком много боли. В голове уже нет места для впитывания очередных ударов судьбы, а тем более их осмысления, так что моя некогда невеста и подруга была откинута, как утренний сон (существовала ли?).
О, так не пойдет. Иллюзиями жить не буду. Инга погибла. Нет, она стерта. Уничтожена! И виноват — я.
Она пришла в дом сорок семь за мной. Моя вина не имеет краев.
Я поднимаюсь с барного стула и подхожу к торту на столешнице. Рядом лежит тюбик с кремом. Инга часто писала на тортах какую-нибудь банальщину, вроде «улыбнись» или «люблю». Я беру тюбик и вывожу на торте — «прости».
После чего запускаю торт в окно. На стекле остается жирный розовый след, бисквит хлопается на подоконник.
Я прикрываю лицо рукой, скатываюсь по тумбе на кафель... и разражаюсь слезами — самыми горячими из пролитых за мою коротенькую двадцатипятилетнюю жизнь. Я один. Будущее нельзя вообразить. Надежды нет. У меня нет ни одной ниточки, за которую можно ухватиться. В какой-то момент я поднимаюсь на ноги и спускаюсь в подвал, в комнате с Висой и Роном беру увесистый тесак из арсенала демона. Парни сопровождают меня недоумением. Переглядываются.
Скорей всего решили, что я спятил и хочу наброситься на Волаглиона.
Хочу. Невыносимо. Но не сегодня.
Вот-вот демон вселится в мое настоящее тело. Тогда я ничем и никому не помогу. Я исчезну.
И пока я рыдал, ко мне пришла мысль, открывающая невиданные временные перспективы и тешащая мою гордость.
Я уничтожу... себя.
Сам.
Ни один демон не получит мое тело.
Я останусь в доме сорок семь. Останусь навсегда. Только так я смогу защитить Сару. И остальных.
Выбиваю ногой дверь. Мое тело исписано рунами, и краска блестит в полумраке. Встаю над самим собой и шепчу:
— Прости, друг. Сегодня любовь к другим должна пересилить любовь к себе. Так уж вышло.
Я размахиваюсь.
Тесак со свистом разрезает воздух, опускаясь на мою шею.
КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА.
