уши, а она мало может сказать ему по-настоящему, — сейчас он думал: «Какого черта? Я-то знаю, что чувствую! Нам никакие слова не нужны — от них только хуже. Мы общаемся на гораздо более высоком, гораздо более личном уровне. Никакая болтовня с этим не сравнится».
Но все-таки он что-то сказал, какую-то заезженную любовную банальность, и Тони засмеялась и опрокинула его на песок, и там, под этой блестящей луной размером с десятицентовик, они любили друг друга — как молодые влюбленные, переживающие первую ночь вместе после долгих-предолгих ожиданий.
Было около двух часов ночи, когда они вернулись в лагерь и проверили, как у детей дела — те спали спокойно, точно налакавшиеся молока котята.
Рассевшись близ огромного камня, они закурили, все так же храня завидное молчание. Может, и перекинулись парой ничего не значащих фраз — не более того.
Наконец они забрались в фургон, застегнули молнию на спальном тенте и прижались друг к другу на полу.
Снаружи поднялся ветер, волны качнулись взад-вперед, пошел слабый дождь.
Вскоре после этого Мюррей проснулся и посмотрел на жену, лежавшую на сгибе его руки. Она спала с гримасой на лице, ее рот открывался и закрывался, как у какой-нибудь аквариумной рыбины, выпуская наружу неразборчивое «охх, ухх». Может, ей снился кошмар. Он убрал волосы с ее лица, легко пробежал кончиками пальцев по щеке, коснулся впадинки на шее и подумал: отсюда можно вырезать немного мяса, и тогда белое станет красным.
Что, черт возьми, со мной не так, тут же испугался он собственных мыслей.
Мюррей оделся и вылез из-под тента. Подошел к огромному камню, такому теплому и манящему, уселся на него и сложил дрожащие руки на коленях. Да не могло такого быть, чтобы настолько дурная мысль действительно пришла ему в голову. Отбросив саму возможность, он выкурил сигарету и вернулся к жене.
Через час, когда спал уже он сам, Тони вдруг привстала, склонилась над ним и долго-долго изучала взглядом его лицо, выискивая в нем не то изъяны, не то — самые уязвимые места. Но в конце концов и она, недоуменно тряхнув головой, отвернулась и уснула.
Дети ворочались с боку на бок. Маленький Рой сжимал и разжимал ладошки, его веки мелко и часто трепетали. А его сестре, Робин, снилось, что она стянула спички и устроила пожар.
Наступило утро, и Мюррей обнаружил, что может лишь сказать:
— Какой странный сон мне приснился.
Тони взглянула на него и сказала:
— Мне тоже.
И ничего более. Расставив на пляже шезлонги, они положили ноги на камень и смотрели, как дети плещутся и играют в волнах; как Рой, насвистывая тему из «Челюстей», делает руками «акулью пасть» и гоняется за Робин в воде, а та, вопя в притворном ужасе, отбрыкивается и раскидывает брызги.
Наконец они позвали детей из воды, съели легкий ланч и, предоставив их самим себе, пошли купаться.
Океан гладил их, точно рука в норковой перчатке, подбрасывал, ловил, нежно массировал. Они вместе мылись, смеялись, целовались — но потом оторвались-таки друг от друга: на берегу раздался крик.
Рой вцепился пальцами в горло Робин, прижал ее к камню и уперся коленом в грудь. И это не особо походило на игру. Лицо Робин посинело.
Тони и Мюррей побрели к берегу, и океан больше не казался им добрым. Он цеплялся за них, держал, подставлял подножки мокрыми, покрытыми пеной пальцами. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они достигли берега, крича что-то Рою.
Рой не остановился. Робин билась умирающей рыбой. Мюррей схватил сына за волосы и оттащил назад; на мгновение, когда мальчик обернулся, его взгляд показался абсолютно чужим, незнакомым. Таким же холодным и твердым, как огромный камень, лежащий у моря.
Мюррей ударил его — так сильно, что Рой дернулся и упал на четвереньки, тяжело дыша.
Мюррей подошел к Робин, которая уже сидела на руках у Тони. На шейке у девочки проступили иссиня-черные полосы, смахивающие на змей — тонких и уродливых, залезших под кожу.
— Детка, детка, все хорошо? — без конца причитала Тони.
Мюррей повернулся и зашагал обратно к мальчику, жена кричала ему:
— Мюррей, Мюррей, полегче! Они просто играли! Он не рассчитал…
Рой вскочил на ноги, и Мюррей, стиснув зубы от такой злости, в какую едва ли мог сам поверить, ударил его, опрокинув на землю.
— Мюррей! — крикнула Тони, отпустила рыдающую Робин и схватила его руку, воздетую для нового удара. — Это не способ научить его не драться с сестрой!
Мюррей повернулся к ней, почти рыча, но затем его лицо расслабилось, и он опустил руку. Повернувшись к мальчику, чувствуя себя преступником, Мюррей наклонился, чтобы помочь Рою подняться. Тот вырвался и бросился к фургону.
— Рой! — крикнул он и кинулся за ним. Тони схватила его за руку.
— Оставь его, — сказала она. — Он увлекся и знает это. Пусть подумает над поведением. С ним все будет в порядке. — Потом она тихо добавила: — А я и не знала, что ты можешь так злиться.
— Со мной это впервые, — открыто признался Мюррей.
Они вернулись к Робин. Та, забыв горести, уже улыбалась. Они сели на огромный камень; минут через пятнадцать Робин встала с него с намерением пойти проведать брата.
— Я скажу ему, что не обижаюсь, — сказала она. — Он не желал мне зла. — И она скрылась в фургоне. — Какая милашка, — расчувствовалась Тони, глядя девочке вслед.
— Ага, — сказал Мюррей, сверля взглядом затылок жены. Он думал
