донесу до его ушей ваши слова о цифровизации.
– Услышит?
Он позволил себе едва заметную улыбку.
– Я со многими в хороших отношениях.
– И что посоветуешь? – спросил я в лоб.
По его лицу было видно, что хотел бы увильнуть от прямо поставленного вопроса, он же не советник, их у меня, как у собаки блох, но ответил так же прямо, даже без вздоха:
– Я бы посоветовал непопулярное, господин президент. Деньги, выделенные на компьютер, лучше перебросить на создание собственного посевного фонда. То, что Запад не продает нам чипы – переживем, но если прекратит поставки зерна… Но такое ваше решение вызовет негодование общественности. Суперкомпьютер – зримо, престижно, а о нехватке посевного зерна никто в стране не догадывается.
Я буркнул:
– Нехватке? Насколько знаю, целиком закупаем на Западе.
Он чуть наклонил голову.
– Абсолютно верно, господин президент. Хорошо, что вы в курсе.
Я поморщился. Слава Богу, снаппер поубавил этой крикливой бессмысленной массы, называемой общественностью. Так что ладно. Не получится у министра финансов его трюк. Хочет – пусть увольняется по собственному желанию.
– Экзамен прошел, – сказал я, – как говоришь, тебя зовут?.. Извини, что на ты, но мой возраст уже позволяет…
– Дмитрий Малыгин, – ответил он и добавил: – господин президент.
– Продолжай работу, – велел я.
Он чуть поклонился и вышел, тут же заглянула Маковея, сказала быстрым щебечущим голоском:
– Господин президент, к вам премьер-министр!
Она отступила, в кабинет зашел человек немолодой, в хорошо сидящем сшитым по фигуре костюме, лицо пухлое, с множественной сетью красных капилляров на щеках и скулах, редкие жидкие волосы, но смотрится ухоженным, вон даже пальцы с маникюром, галстук повязан умело, даже артистично, выглядит неким чичиковым, взгляд цепкий, быстро схватывающий.
– Господин президент, – сказал он с любезной улыбкой, здесь все улыбаются, – я премьер-министр Станислав Говорков, как вы уже знаете. В большинстве цивилизованных стран именно премьер глава государства, но в нашей – президент, так что вам очень непросто в такое турбулентное время. Но могу заверить вас, господин президент…
– Спасибо, – прервал я, – спасибо за поддержку! Нам как никогда необходимо единство.
Я быстро и крепко пожал ему руку, он заставил губы раздвинуться чуть шире, дескать, у нас взаимопонимание, хотя чувствует, не сработаемся, он сторонник старой школы бюрократов, я же не просто новая метла, а вообще электрический веник нового поколения.
Он в ответ на мой жест, дескать, прошу садиться, взглянул на запястье с явно очень дорогими часами, покачал головой.
– Через пятнадцать минут заседание кризисного кабинета, господин президент, который вы созвали. Пойду, успею поздороваться, многих давно не видел….
– Ах да, – ответил я.
– Надеюсь, – добавил он настойчиво, – любое ваше решение сперва обсудите с кабинетом министров, у нас все рычаги, без которых громоздкая машина государства не сдвинется с места.
– Сдвинем, – пообещал я, – совместными усилиями!
Он поклонился и отступил на шаг.
– Господин президент…
Вот что значит быть президентом, который то на охоте, как Брежнев с его Политбюро, то на море, как Горбачев, то вообще носится голым до пояса по тайге на медведе, дверь за ним ещё не захлопнулась, как с той стороны придержали, зашел оживленный и бодрый Бабурнин, оглянулся в коридор:
– Представляешь, не хотели пускать!.. Ишь!.. Наши подтягиваются, скоро заполонят Кремль.
Всех надо пристроить, мелькнула мысль. В советники, заместители, помощники… Пусть учатся руководящей работе.
Бабурнин подошел к окну.
– Вчера я видел двор, – сказал он как-то потеряно, – несколько человек и кремлевскую стену. А сегодня вдруг открылась вся Москва, а за нею Сибирь, Западная и Восточная, Дальний Восток, Северный морской путь с идущими атомными ледоколами, бурлящий Кавказ, недружественная Европа и вообще, как много на планете стран и народов… и как велика Россия!
– Не пугай, – сказал я нервно, – мне кажется, глупо выбирать вот так президента огромной страны. Мэра города – да, ну ещё губернатора с большим натягом, но, чтобы руководить такой огромной страной… нет, нужен человек, которого с детства воспитывали для такой должности!
Он нервно хохотнул.
– Монархия?
Я покачал головой.
– Нет, но я хотел бы стать последним, кого выбрали вот так, просто изъявлением голосов, среди которых больше половины пьяных дураков и полусумасшедших бабок, а ещё и юные существа, ещё не нюхавшие жизни.
Он сдвинул плечами.
– Президент мог бы назначать достойного преемника из своего окружения. Пётр Великий хотел, но не успел, потому и началась после его смерти такая вакханалия. Но если заикнетесь о таком, вас сожрут справа и слева. Да и простому народцу хочется чувствовать себя важным, дескать от него зависит, кому быть президентом.
– К счастью, этого простого народа всё меньше и меньше…
– Дураков не сеют, но почему-то рождаются.
В кабинет заглянула Маковея, левой рукой прижимает к груди папку с бумагами, вся подчеркнуто деловая, собранная и старательная.
– Господин президент?
Я кивнул.
– Слушаю.
Она произнесла тихо:
– Кризисный кабинет уже собрался. В Голубом Зале.
– Далеко идти?
– Две минуты, господин президент. Вам четыре.
Я поднялся, чувствуя как отдалось легкой болью в пояснице, то ли простыл, то ли почки что-то напоминают.
– Тогда отправимся. Точность – вежливость президентов.
Она чуть улыбнулась, наверняка решила, что намекаю на предыдущего, что часто опаздывал на важные встречи.
Мы двинулись по брынцаловскому коридору, быстро выхватывая взглядом знакомые по новостям и новостным роликам лица, вон тот министр тяжёлой промышленности, за ним министры энергетики и цифрового планирования… нет, развития, планирование где-то в подкомитетах, они не входят в комитет кризисного реагирования, что вообще-то зря…
Дмитрий догнал, чуть оттеснив Маковею, та его появление восприняла ревниво, шепнул на ходу:
– Надо оформить новый кабинет министров.
– Пока работаем со старым, – ответил я так же тихо.
– А премьер-министр?
– Дождемся первого же промаха, – пообещал я. – Или намеренного саботажа.
Коридор кончился, дальше роскошный зал, а потом ещё два один за другим, здесь строгая роскошь императорских покоев слегка бросает в дрожь, вдоль стен мужчины и женщины застывают, как статуи, но рассматривают меня с жадным интересом. Обычно президентами становятся уже примелькавшиеся здесь на разных должностях, их знают, как облупленных, знают и то, чего от кого ожидать, а я совсем инопланетянин, хотя программа моей партии всем понятна, её даже снисходительно так одобряют, но добавляют даже мелкие секретарши, что мы
