Они живут, а деньги плывут… Солдат — он легкий человек: с кем пьет, того угощает, кому в долг дает, с того назад не берет.
Глядь — был мильён, осталось сто рублей с рублём.
Долго не наживешь.
Жена говорит:
— Ладно, не пропадем. Рубль мне на харчи, а сто рублей тебе, поди в лавку и как есть на всю сотню купи шелку разного.
Пошел он в лавку, на всю сотню шелку купил. Себе один гривенник оставил — на косушку.
Приходит домой, подает жене сверток.
Она развернула и говорит:
— Хорошо. Только зачем не на сотню купил?
— Как не на сотню? На сотню!
Она головой качает.
— Без косушки! — говорит.
Он диву дался.
«Вот, — думает, — хитрая! Всю подноготную знает».
Ну, ладно. Села она за пяльцы и вышила три ковра — один одного краше. Вышила и дает мужу.
— Иди, продай!
Он пошел. Часу не проходил, купил у него богатый купец все три ковра. По три тысячи за каждый ковер дал. А тот купец ладился в городские головы попасть. Вот дождался он большого праздника и подносит ковры самому царю в подарок.
Царь как взглянул, так и ахнул:
— Что за искусные руки работали!
— А это, — купец говорит, — простая баба вышивала, солдатская жена.
— Быть не может! Где она живет? Я сам к ней пойду.
На другой день собрался царь и поехал к солдатской жене новый ковер заказывать.
Приехал, увидал красавицу, да и врезался в нее по уши. Ковер заказал и беду себе достал.
Воротился он во дворец сам не свой, пить-есть не хочет, одну думку думает: как бы от живого мужа жену отбить.
Вот призывает он своего министера царского.
— Выдумай, — говорит, — как мне этого солдата извести. Присоветуешь — я тебя и чинами, и деревнями награжу, и ленту через плечо пожалую.
Тому, конечно, лестно.
— Ваше величество, — говорит, — задайте ему трудную службу. Пусть на край света сходит и достанет вам Сауру-слугу. Это, — говорит, — слуга! Одно слово — Саура! Что ему ни прикажешь, все сделает, а сам в кармане живет и платы за труды не берет.
Понравилось это царю. Посылает он за солдатом.
— Тарабанова во дворец!
Является Тарабанов.
— Ну, брат, — царь говорит. — Сулился достать — доставай!
Смотрит на него Тарабанов, а понять не может.
— Никак нет, ваше величество, — говорит. — Не сулился.
Царь брови нахмурил.
— Ты мне, — говорит, — зубы-то не заговаривай. По трактирам, по кабакам, по всем площадям ходишь да хвастаешь, что тебе Сауру-слугу достать — плевое дело! А что ж наперед ко мне не пришел? У меня двери не заперты!
— Помилуйте, ваше царское величество! Мне такой похвальбы и на ум не всходило.
— Не всходило, говоришь? Ну, вот что, брат Тарабанов, давай мы с тобой по-хорошему. Запираться ты брось, а ступай-ка на край света и добудь мне Сауру-слугу. Добудешь, — твое счастье. Не добудешь, — злой смертью казню!
Прибежал солдат к жене и рассказывает свое горе.
— Так и так, — говорит. — Надо мне на край света идти.
А она его утешает.
— Это, — говорит, — пока на перине лежишь, так далеко, а как пойдешь, так близко, рукой подать. Вот тебе, — говорит, — колечко мое заветное. Куда оно покатится, туда и ступай, ничего не бойся.
Наставила его на ум, на разум и отпустила в дорогу. Вот и покатилось колечко. Катится оно, катится, катится-катится, а солдат идет, идет, идет…
Долго ли, коротко ли, — добрались до самого до краю. Дальше будто и некуда…
А на том краю избушка стоит — с окошечком, с крылечком, как водится.
Подпрыгнуло колечко, да и взнялось на крылечко. А солдат за ним. Колечко — через порог, и солдат — через порог. Колечко — под печку, и солдат — под печку. Притаился и ждет — что будет?
Вдруг заходит в избу старичок, сам с ноготок, борода с локоток. Поглядел направо, поглядел налево, да как закричит — ажно избушка затряслась:
— Эй, Саура-слуга, покорми меня!
Только приказал, глядь — стоит перед ним бык печеный, в боку — нож точеный, в заду — чеснок толченый, и рядом — сороковая бочка хорошего вина. А кто подавал — не видать.
Вот старичок — сам с ноготок, борода с локоток, бороду погладил, сел возле быка, взял нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать. Обработал быка до последней косточки, выпил целую бочку вина и говорит:
— Ну, Саура, прощай! Через три года опять к тебе буду. Да смотри у меня, чтобы к той поре бык жирку нагулял. Нынешний-то будто постный!
Стукнул дверью и ушел.
А солдат вылез из-под печки, напустил на себя смелость и спрашивает:
— Эй, Саура-слуга! Здесь ты?
— Здесь, служивой!
А кто сказал — не видать.
— Ну, брат, покорми-ка ты и меня!
Только сказал, стоит перед ним бык печеный и бочка-сороковка.
— Вот спасибо! Ну, Саура-слуга, садись со мной, станем вместе пить-есть! Одному-то скучно!
Тот так и ахнул.
— Ах, Тарабанов! И откуда тебя бог принес? Сколько лет я моему старику служу, а ни разу он меня с собой не посадил. — И давай уплетать.
Тарабанов два-три ломтя съел — и сыт, с бутылку вина выпил — и пьян. А что осталось, — Саура прибрал.
Ну вот, поели они, попили, солдат и говорит:
— Саура, а Саура, шел бы ты ко мне служить.
— Отчего не пойти, — говорит Саура, — пойду. Больно уж мне надоел старик мой. Не угодишь на него.
— Ну, так нечего нам и прохлаждаться зря. Полезай ко мне в карман!
— А я, сударь, давно уж там!
Вышли они из той избушки, и покатилось колечко в обратный путь.
Дорога-то длинная, а путь-то недолгий. То ли солдат Сауру несет, то ли Саура солдата несет, а только не успели ноги намозолить, вернулись домой.
Обрадовалась Тарабанову жена, а царь на него и глядеть не хочет. Принял Сауру-слугу, а слова доброго не сказал.
Чуть солдат за дверь, призывает он к себе того министера.
— Вот, — говорит, — голова еловая, сказывал ты мне, что Тарабанов сам пропадет, а Сауры не добудет. А он Сауру добыл и сам не пропал. Ну, а
