Ничего не произошло.
«Оскар! Рычаг заело!»
Еще раз.
Оскар ответил не сразу.
«Нет, дружище, его не заело. Это замерзли воздушные шланги. Видимо, в последний раз баллоны заправили чересчур влажным воздухом».
«У меня нет воздуха!»
Оскар снова помолчал. Потом твердо ответил:
«Есть. У тебя полный скафандр воздуха. На несколько оставшихся футов — хватит».
«Я не дойду».
«Всего несколько футов. Там, впереди, Мамми. Не останавливайся».
Я поднял голову. В самом деле, она там была. Я пополз, а она становилась все больше и больше. Наконец я сказал:
«Оскар… я больше не могу».
«Боюсь, что так. Я тебя подвел… но спасибо, что не бросил меня там, снаружи».
«Ты меня не подвел… ты был классный. Просто я не смог довести дело до конца».
«Наверное, мы оба не смогли довести дело до конца… но уж точно показали, что сделали все возможное! Пока, партнер».
«Пока. Hasta la vista, amigos!»[2]Я смог проползти еще чуть-чуть и замер, голова к голове с Мамми.
Она улыбалась.
«Привет, Кип, сынок».
«Я не… не смог, Мамми. Прости меня».
«Что ты!.. Ты сделал все, что нужно!»
«Да?»
«И ты сделал, и я, мы оба сделали».
Я очень долго размышлял об этом.
«И Оскар».
«И Оскар, конечно».
«И Чибис».
«Ну как же без Чибис. Мы справились. Теперь отдохни, милый».
«Спокойной ночи… Мамми».
Отдых выдался чертовски коротким. Только я прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, счастьем от ласковых слов Мамми — как меня принялась трясти Чибис. Она прижалась к моему шлему.
— Кип! Кип! Вставай. Вставай, пожалуйста.
— Что? Почему?
— Потому что я не могу тебя тащить. Я пыталась, но я не могу. Ты слишком тяжелый.
Я обдумал ее слова. Конечно, она не может меня тащить… вот придумала! Я же в два раза больше ее. Это я бы ее понес… вот только отдышусь…
— Кип! Пожалуйста, вставай, — Она уже плакала навзрыд.
— Ну конечно, солнышко, — ласково сказал я. — Раз уж тебе так хочется. — Я попытался встать, это было ужасно трудно. Можно сказать, меня подняла она. Когда я оказался на ногах, она придержала меня, чтобы я не шатался.
— Повернись. Иди.
Она почти волокла меня. Подставила плечи под правую руку и подталкивала. Каждый раз, когда мы добирались до одной из взорванных дверей, она или помогала мне перебраться, или просто переваливала, а потом снова поднимала.
Наконец мы добрались до шлюза, и она впустила изнутри воздух. Ей пришлось отпустить меня, и я свалился. Когда внутренняя дверь открылась, она повернулась, начала что-то говорить — и поспешно стянула с меня шлем.
Я сделал глубокий вдох, голова закружилась, в глазах потемнело.
Она внимательно рассматривала меня:
— Ты как, в порядке?
— Я? Конечно! А что?
— Давай помогу тебе пройти внутрь.
Я не понял, зачем мне помогать, но она уже принялась, и, оказалось, не зря. Она усадила меня на пол рядом с дверью, спиной к стене — я не хотел ложиться.
— Кип, я так испугалась!
— Почему? — я не мог сообразить, чего она так разволновалась. Разве Мамми не сказала ей, что мы справились?
— Ну, потому что… Не нужно было отпускать тебя наружу.
— Но ведь нужно было установить маяк.
— Но… Ты установил его?
— Конечно. Мамми обрадовалась.
— Я уверена, что она бы обрадовалась, — сказала она скорбно.
— Но она на самом деле обрадовалась.
— Тебе помочь? Помочь снять скафандр?
— Хм… Нет, пока нет. Принеси попить.
— Сейчас!
Она вернулась и протянула мне воды. Оказалось, что мне вовсе не так хочется нить, как я думал. Меня мутило. Она всмотрелась и сказала:
— Не возражаешь, если я ненадолго уйду? Ты сейчас как?
— Да ничего, — мне было плохо, все начало болеть, но тут она ничем не могла помочь.
— Скоро вернусь. — Она начала пристегивать шлем, и я с вялым любопытством отметил, что она была в своем скафандре — раньше мне почему-то казалось, что она в скафандре Тима.
Она направилась к шлюзу, и я понял, куда и зачем она собралась. Я хотел сказать ей, что Мамми лучше не приносить сюда, потому что здесь она может… она может… даже мысленно я не мог произнести слово «разлагаться».
Но Чибис уже ушла.
Думаю, она отсутствовала минут пять, не больше. Я сидел с закрытыми глазами, в какой-то прострации. Я заметил только, как открылась внутренняя дверь. Через порог перешагнула Чибис, неся в руках, как полено, Мамми. Она совсем не сгибалась.
Чибис положила Мамми на пол в той же позе, в какой я видел ее в последний раз, потом отстегнула шлем и заплакала.
Я не мог подняться. Ноги разламывались от боли. И руки тоже.
— Чибис… пожалуйста, солнышко. Это ведь не поможет.
Она подняла голову.
— Все. Я больше не буду плакать.
И она больше не плакала.
Так мы сидели очень долго. Чибис опять предложила помочь мне вылезти из скафандра, но когда мы попытались это сделать, мне стало так больно, особенно ноги и руки, что я попросил ее остановиться. Она встревожилась.
— Кип… боюсь, что ты обморозился.
— Может быть. Но сейчас с этим ничего не поделаешь, — я поморщился и сменил тему. — Где ты нашла свой скафандр?
— О-о, — на ее лице промелькнула злость, сменившаяся улыбкой. — Никогда не угадаешь. Внутри скафандра Джока.
— Да уж. Прямо «Пропавшее письмо».{36}
— Что?
— Ничего. Не знал, что у Сколопендера было чувство юмора.
Вскоре после этого мы почувствовали еще одно сотрясение, очень мощное. Будь там люстры, они бы задрожали, пол качнулся. Чибис взвизгнула.
— Ох! Почти такое же сильное, как последнее.
— Намного сильнее, я бы сказал. То было совсем слабое.
— Нет, я имею в виду то, когда ты был снаружи.
— А тогда что, трясло?
— Разве ты не почувствовал?
— Нет, — я попытался вспомнить. — Может, это когда я свалился на снег.
