— Вы внимательно рассмотрели порез?
— Что значит «внимательно»? Я просто видел его!
— Ну-ну, инспектор, не выходите из себя. Пожалуйста, опишите состояние раны, в котором вы ее видели в тот момент.
Тамм метнул озадаченный взгляд на окружного прокурора, но Бруно стиснул голову ладонями, напрягая слух. Инспектор пожал плечами.
— Ну, палец слегка распух, но порез выглядел недавним. По всей его длине образовался струп из засохшей крови.
— По всей длине пореза, инспектор? Струп был цельным и нигде не прерывался?
На суровом лице Тамма мелькнуло изумление, а голос утратил враждебность.
— Да. Он выглядел цельным.
— Следовательно, инспектор, рана уже начала заживать?
— Да.
— Значит, кожа не могла быть травмирована непосредственно перед тем, как вы увидели рану?
— Не знаю, что вы имеете в виду. Я не врач.
Лаймен улыбнулся:
— Хорошо, инспектор, я перефразирую вопрос. Виденный вами порез был абсолютно свежим?
— Глупый вопрос, — фыркнул Тамм. — Как мог на свежем порезе образоваться струп?
— В том-то и дело, — усмехнулся Лаймен. — А теперь, инспектор Тамм, пожалуйста, расскажите суду и жюри, что случилось после того, как вы увидели рану мистера де Витта?
— В этот момент тело удалось подцепить, и мы бросились к трапу, ведущему на нижнюю палубу.
— Когда вы это сделали, произошло что-нибудь, связанное с раной мистера де Витта?
— Да, — мрачно ответил Тамм. — Подсудимый первым подбежал к двери и схватился за ручку, чтобы открыть дверь для мистера Лейна и меня. Он сразу вскрикнул, и мы увидели, что рана на пальце открылась и начала кровоточить.
Лаймен склонился вперед и похлопал Тамма по колену, подчеркивая каждое слово:
— Рана открылась и начала кровоточить только из-за того, что обвиняемый схватился за дверную ручку?
Инспектор колебался, а Бруно беспомощно покачал головой. Взгляд его был трагическим.
— Да, — буркнул Тамм.
Лаймен быстро продолжил:
— Вам удалось хорошо рассмотреть порез после того, как он стал кровоточить?
— Да. Де Витт на секунду поднял руку, пока доставал платок, и мы увидели, что струп порвался в нескольких местах и кровь сочится из трещин. Потом он перевязал руку носовым платком, и мы начали спускаться.
— Готовы ли вы поклясться, инспектор, что кровоточащая рана, которую вы видели у двери, была тем самым порезом, который вы видели покрытым струпом только что у перил?
— Да, — ответил Тамм.
Но Лаймен продолжал допытываться:
— Не было ни новой раны, ни даже царапины?
— Нет.
— Это все, инспектор. Свидетель ваш, мистер Бруно. — Многозначительно улыбнувшись присяжным, Лаймен шагнул в сторону.
Бруно раздраженно покачал головой, и Тамм сошел с помоста. Его лицо выражало смешанные эмоции — сомнение, удивление, понимание. Зрители возбужденно перешептывались, пресса бешено строчила ручками, приставы призывали к порядку. Окружной прокурор медленно обернулся и окинул взглядом зал, словно ища чье-то лицо.
Лаймен, спокойный и уверенный, вызвал доктора Морриса. Врач Биржевого клуба, мужчина средних лет с аскетичным лицом, принес присягу, назвал свое полное имя — Хью Моррис, — адрес и род занятий, после чего сел на свидетельское место.
— Вы доктор медицины?
— Да.
— Ваше место работы?
— Врач в Биржевом клубе, а также приходящий медик в больнице Бельвю.
— Ваш опыт дипломированного врача, доктор?
— Я практикую в Нью-Йорке двадцать один год.
— Вы знаете обвиняемого?
— Да. Я знаю его десять лет, в течение которых он был членом Биржевого клуба.
— Вы слышали показания свидетелей, касающиеся раны на указательном пальце правой руки мистера де Витта, полученной им в клубном спортзале вечером 9 сентября. Эти показания кажутся вам верными во всех деталях?
— Насколько я знаю, да.
— Почему вы предупредили обвиняемого быть осторожным с пальцем после того, как он отказался от перевязки?
— Потому что такая рана могла открыться вновь при любом сужении сосудов вследствие сгиба указательного пальца. Порез тянулся через две верхние фаланги. Например, обычное сжатие руки растянуло бы края раны и повредило бы струп, который начал образовываться.
— И по этой причине вы хотели перевязать руку?
— Да. Если бы рана открылась, бинт послужил бы антисептической защитой.
— Превосходно, доктор Моррис, — кивнул Лаймен. — Вы слышали показания предыдущего свидетеля, описывающего состояние раны, когда он видел ее у перил парома. Могла рана в таком состоянии, как описал ее инспектор Тамм, открыться, скажем, за пятнадцать минут до того, как он ее видел, доктор Моррис?
— Вы имеете в виду, могла ли первоначальная рана открыться за пятнадцать минут до того, как ее впервые увидел инспектор Тамм, и выглядеть так, как он ее описал?
— Да.
— Безусловно, не могла, — уверенно ответил врач.
— Почему?
— Даже если бы она открылась за час до того, то не могла бы находиться в таком состоянии, как описал инспектор — быть сухой и покрытой цельным струпом.
— Следовательно, вы считаете, что рана не открывалась с тех пор, как вы обработали ее в клубе и до тех пор, как обвиняемый схватился за дверную ручку на пароме?
Бруно начал протестовать, но доктор Моррис уже успел ответить «да». Присяжные с жаром перешептывались, а Лаймен удовлетворенно улыбался.
— Доктор Моррис, — заговорил он, когда спор прекратился, — мог обвиняемый поднять предмет весом в две сотни фунтов за несколько минут до того, как инспектор Тамм видел его рану у перил в вышеописанном состоянии, и бросить этот предмет через перила и выступ шириной в два с половиной фута таким образом, чтобы рана не открылась?
Бруно снова вскочил, потея от злости и громко возражая. Но судья Гримм отклонил протест, указав, что профессиональное мнение важно для аргументов защиты.
— Категорически нет, — ответил доктор Моррис. — Он не мог этого сделать, не повредив струп.
— Можете начинать перекрестный допрос, мистер Бруно, — сказал Лаймен с торжествующей улыбкой.
Бруно ходил взад-вперед перед свидетельским местом, как зверь в клетке, закусив губу и сердито глядя на врача. В зале не смолкал шум, и судья Гримм постучал молоточком, призывая к молчанию.
— Доктор Моррис! — начал Бруно, когда тишина восстановилась. — Вы только что заявили под присягой, что, судя по описанию предыдущим свидетелем состояния раны обвиняемого, он не мог воспользоваться правой рукой, перебрасывал за борт предмет весом в двести фунтов, чтобы рана при этом не открылась вновь…
