ты сама сможешь ее спросить об этом.
Они возвращаются в марину под вечер — небо уже стало жемчужно-серым, яхты качаются на волнах, как пеликаны. Невдалеке выстроились в ряд машины, на номерном знаке каждой — приписка: «Один счастливый остров». Но ему не было хорошо на Арубе, этом острове перекормленных рыб.
Скоро они выйдут в открытое синее море, направятся в сторону Южной Америки. На этот раз их цель — Колумбия, бывшая испанская колония, а не голландская, и не остров, а материк, но история схожа: старый мир когда-то вторгся и сюда. Проживавших в стране индейцев тоже застигли врасплох, перебили, захватили, поработили. Поэтому ему надо опасаться не только сложностей перехода, но и местного населения.
Южная Америка находилась под игом рабства долгое время, ее коренные жители до сих пор несут в себе боль. Народ не может оправиться от бесконечных пыток и унижений всего за сто лет. Полное выздоровление наступит еще очень нескоро. Такова история всего Карибского бассейна.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«ДАЛШЕ»
Глава 13
ПРИЗРАК
Они начинают готовиться к переходу на Картахену-де-Индиас: сдувают шлюпку и укладывают в носовую часть; весла и небольшой подвесной мотор помещают в ящик кокпита; закрепляют все вещи в салоне. Вроде он ничего не упустил. В зоомагазине Ораньестада, покупает собачью конуру с решетками и деревянным каркасом, немного похожую на курятник, и устанавливает ее в кают-компании. Покупает страховочный трос для Фиби, новый фонарь на мачту. Они с Фиби вместе сходили в магазин. Теперь у них много пресной воды, лапши, горошка, консервированных сосисок. Он нашел и прачечную, сумел выстирать, высушить и убрать на полки постельное белье. Сюзи будет жить в основном в своей будке, Оушен — внизу, в кают-компании. На палубу обеим подниматься слишком опасно.
Они с Фиби отдают себе отчет, что не смогут все время пользоваться автопилотом, в этом море надо быть начеку. Они будут стоять на вахте у руля по три часа, это непросто, конечно, но возможно. У Фиби мало багажа, только защитная одежда от непогоды, небольшой рюкзак да гитара. Ее спокойное присутствие придает ему уверенности — и как им повезло, что раньше она уже ходила на «Великом датчанине»!
Конечно, он искал сильного мужчину, а Фиби, со своим компактным, крепким телом, скорее напоминает мальчика-подростка. Но на борту она сразу продемонстрировала навыки опытного моряка и знакомство с конструкцией яхты. Слава богу! Они общаются мало, в основном по делу, но понимают друг друга легко, практически без слов.
Когда они отдали швартовы в марине Ренессанс, яхта устремилась в море уверенно, по-деловому. Он отдал Фиби штурвал, а сам пошел проведать Оушен и Сюзи. Кажется, его девочки понимают, что шутки кончились, и им предстоит подчиняться новым, более строгим правилам во время этого перехода.
— Ну что, черепашка, готова? — спрашивает Гэвин.
Дочь кивает, усаживается поудобнее, поправляет спасательный жилет.
— Папа, сейчас волны большие? — В ее тоне слышится: «Я готова к бурному морю, а ты?»
— Да, пару ночей волны будут очень большие. Ты приняла таблетки от укачивания, так что все в порядке, но все равно приготовься к суровой качке, как в первый день, помнишь?
— Помню.
— Если надо, держись за все, за что сможешь, или залезай под сетку. — Он специально укрепил над лежанкой сеть, чтобы дочь не сбросило на пол. Сюзи большую часть времени проведет в будке, так что Оушен будет спать одна. — Видишь кольца над лежанкой? Держись за них или за эти ремни, поняла?
Она кивает, глядя на него большими серьезными глазами.
На закате ветер усилился, пришлось выбрать рифы на гроте. Они идут со скоростью десять узлов, затем пятнадцать, потом разгоняются до двадцати пяти: он с удовольствием наблюдает, как его старушка, распустив паруса, как пышные юбки, мчит по ветру. Ветер еще больше усиливается, поэтому Фиби держит грот и стаксель приспущенными. Яхта легко, изящно перекатывается с волны на волну. Ветер меняет направление, Гэвин помогает девушке снова поднять грот. Они почти не разговаривают, но работают слаженно, как настоящая команда.
Волны нарастают, сначала метр, потом два; начинают захлестывать палубу, забрасывать пеной кокпит — ух! Море злится, сердито накидывается на них, волны вырастают еще выше, они уже как башни, накатывают регулярно, одна за другой. Море пугает их, кипит невидимой энергией и все же не проглатывает, как могло бы.
Фиби крепко держит румпель и, улыбаясь стихии, восклицает:
— Как я люблю ходить под парусом!
— Вот и прекрасно, — откликается он.
— Весело, правда? — Она встает, крепко прижав бедром румпель, — волосы мокрые, с лица капает вода.
— А то! — Гэвин невольно посмеивается.
Фиби молодец, в ее обществе он чувствует себя вдвойне уверенно. На ней спасательный жилет, и она пристегнута страховочным тросом, так что за борт ее не смоет. Где-то в глубине души тихий голос шепчет: «Вспомни, как ты сам когда-то любил ходить под парусом в шторм!»
Спускается ночь, чернильные волны огромными горами подбираются к яхте, но «Романи» спокойно, невозмутимо забирается на каждую. Что происходит там, в невероятной глубине морской пучины? Почему именно здесь вода бурлит, дышит так тяжело, как будто ворочается на смятой постели в поисках удобного положения, не в силах заснуть? «Прыгай! — зовет она. — Упади в мои сладострастные объятия, усни в моих волнах среди роскошных изгибов моего тела».
Он влюблен в море, но его начинает укачивать. Впервые за много лет он боится морской болезни, боится, что его начнет рвать. Он чувствует, как шевелятся кишки, как внутренние органы меняют свое положение в теле. На ум приходит выпотрошенная барракуда на причале: лиловые внутренности стекают в море, мертвый глаз уставлен на него как обвиняющий перст прокурора. Вспоминается его малыш, новорожденный сынок, унесенный неведомо куда всеразрушающей волной.
Несколько часов они по очереди управляют румпелем, пьют чай, заваривают себе лапшу и быстрорастворимый суп, беседуют с ребенком и собакой, выкачивают воду, закрывают клапаны, пытаются мочиться в крошечном гальюне. Внизу передвигаться практически невозможно. Их шатает и болтает, они натыкаются на ящики и острые углы, хватаются за ремни и кольца, но колени и локти уже разбиты в кровь. Яхта идет вперед, треща досками, как костями. Побледневшая Оушен молча сидит, вцепившись в сетку.
— Ничего, малышка, скоро болтанка закончится, — ободряюще говорит он.
Она молча кивает.
Сюзи в своей клетке, как монашка в келье, понурилась, что-то бормочет про себя.
— Хорошая собака, давай помолись за всех нас. Помолись большому морю, — шепчет он.
