все-таки надо было, но и здесь их поджидали свои трудности. То будил крик какого-то животного, то Мина стонала во сне. Касс в конце концов уснула, а Киту не спалось. Он дремал, то просыпаясь, то снова засыпая, и каждый раз, приходя в себя, вспоминал, что доктор Юнг мертв. Он никак не мог забыть неглубокую могилу и последние минуты жизни замечательного человека. А еще он думал о том, что гиены легко могут разрыть захоронение и устроить ночное пиршество.
Перед рассветом он сосредоточился на мысли, что Вильгельмину обязательно надо вернуть в цивилизованный мир, поскольку настоящую помощь ей могут оказать только там. На восходе лей-линия активизируется, так что пришлось будить женщин.
— Извините, дамы, но я думаю, нам пора.
Касс проснулась сразу, и пока Кит разводил огонь, подошла к Мине и положила ладонь ей на лоб. Реакции не было. Она слегка потрясла ее за плечо, но опять ничего не добилась. Тогда она наклонилась ближе и стала на ухо нашептывать уговоры. Ей удалось вывести Мину из тяжелого сна, больше похожего на кому.
— Как ты себя чувствуешь?
— Пить хочу, — хриплым голосом проговорила Мина.
— Сейчас я дам воды. Болит?
— Рука, — прошептала Мина. — И вообще вся эта сторона. Жестко.
Касс сходила за флягой, приподняла голову Мины и помогла напиться.
— Тебе нужно в госпиталь. Дойдешь до лей-линии?
Вильгельмина неопределенно покачала головой, опять улеглась и закрыла глаза.
— Она проснулась? — спросил Кит, подходя. — Нам нужно поторопиться, если мы застать лей-линию активной.
— По-моему, она не готова идти прямо сейчас. Еще бы немного времени…
— Нет. Ей нужен врач. Чем скорее, тем лучше.
— А как вы собираетесь доставить ее к лей-линии?
— Понесу.
— Кит, ну подумайте сами! Это неразумно.
— Я уже подумал! — с горячностью ответил он. — Я только об этом и думаю, как вывести нас отсюда целыми.
— Я знаю, Кит, — ответила она, стараясь тоном успокоить его. — И я вам очень благодарна, но нести ее — не вариант. С такой рукой — и мы еще не знаем, какие у нее внутренние повреждения — она же не сможет прыгнуть.
— И что вы посоветуете? — Кит уставился на нее.
— Лучше бы вы сходили один и привели кого-нибудь.
— А если я не смогу вернуться вовремя? А если я заблужусь, что тогда? — с вызовом спросил он. — В последнее время прыжки стали не очень-то предсказуемыми. Вы заметили?
Касс закусила губу. Здесь он был прав.
Кит видел ее нерешительность.
— По-другому не получится. Это должно сработать. Как только окажемся на другой стороне, вы сможете присмотреть за Миной, а я найду помощь. Но лучше, если мы будем вместе.
Касс с сомнением посмотрела на спящую Вильгельмину.
— Хорошо. Но надо дать ей отдохнуть и подготовиться. Мы же можем попробовать уйти сегодня вечером.
— Кто бы знал… — Кит провел рукой по волосам.
— Вы же видите, она не может идти. А мы ее не дотащим.
— Хорошо. Я услышал, — сказал он, наконец смягчаясь. — Надо как-то привести ее хотя бы в относительный порядок. Есть идеи?
— Ей нужно тепло и еда. А потом, если здесь есть ива, можно попробовать кору. — Увидев удивление на лице Кита, она пояснила: — Это тот же аспирин, только в естественном виде. Коренные американцы используют кору ивы как противовоспалительное и болеутоляющее средство.
— Ладно. Я поищу. Еще что-нибудь?
— Просто несколько молодых веток, чтобы можно было снять кору. Я попробую приготовить отвар и уговорю ее выпить. Это должно помочь.
Кит кивнул, радуясь, что перспективы определились.
— Хоть какой-то план. Сидите здесь, пока я не вернусь.
ГЛАВА 22, в которой колеса правосудия начинают вращаться
Шарканье тяжелых башмаков тюремщика по каменным плитам коридора вывело Берли из угрюмого оцепенения. Он услышал, как поворачивается железный ключ в замке, а потом скрип открывающейся двери. Граф, свернувшись в своем углу, не поднял головы, но его окликнули по имени и велели встать.
— Давай, давай, поднимайся, — заворчал надзиратель, входя в камеру. — Тебя наверху ждут.
Берли приподнялся на локте.
— Извините?
— Вставай и умойся.
— Зачем? Куда ты меня тащишь?
— Скоро узнаешь. — Надзиратель наклонился и тряхнул его за плечо. — Шевелись! Я не могу с тобой целый день возиться.
Что для Берли был какой-то день? Однако он подчинился — хоть что-то новенькое. Подошел к бочке с водой, окунул руки, плеснул в лицо, пригладил, как мог, свою дикую, отросшую шевелюру, безропотно позволил надеть кандалы и вывести из камеры. Они прошли по коридору, поднялись на три лестничных пролета. Берли запыхался, у него ослабели колени, и он плохо ориентировался в пространстве.
— Стой здесь, — приказал тюремщик, толкая его в дверь наверху лестницы. Заключенный переступил порог и оказался на свету, льющемся из двух больших окон, выходивших на площадь.
Берли стоял, ошеломленно моргая, прикрывая глаза руками, чтобы хоть как-то привыкнуть к яркому свету. В комнате из мебели была только низкая деревянная скамья у стены напротив высокого окна, здесь же стоял большой деревянный стол. За ним сидел мужчина и что-то деловито писал в большой бухгалтерской книге в кожаном переплете.
— Что там еще? — раздраженно спросил мужчина, не отрываясь от работы.
— Привел заключенного, как вы распорядились, — подобострастно ответил тюремщик.
— Туда. — Мужчина ткнул пером в сторону скамьи. Его ноздри зашевелились от вони, когда Берли прошел мимо стола. — Садись и жди, пока тебя не позовут.
Тюремщик отступил назад и занял место сбоку от двери, предотвращая возможную попытку побега. Они стали ждать. Берли, после стольких месяцев, проведенных в темной камере Ратхауса, был счастлив просто сидеть, позволяя солнечному свету нежно поглаживать его кожу. Дверь открылась, и вошел тощий юноша со свитком, перевязанным красной лентой.
Секретарь суда протянул руку, взял документ и жестом отослал молодого человека. Снял ленту, развернул бумагу и некоторое время читал. Затем, видимо, убедившись, что все в порядке, он встал, прошел во вторую дверь и очень быстро вышел обратно.
— Идем, — сказал он Берли. — Судья сейчас тебя примет.
Берли с трудом встал. С него сняли кандалы и втолкнули в кабинет. Он оказался в
