большой, заставленной книгами комнате, перед огромным письменным столом с затянутой в кожу столешницей. За этим монументальным сооружением сидел мужчина с острыми чертами лица в парике и жестко накрахмаленном белом воротничке. Казалось, мужчина даже не заметил посетителя.
— Герр магистрат, — через мгновение произнес нараспев секретарь. — Доставлен заключенный, о котором вы говорили.
— Имя, — угрюмо буркнул судья, не отрывая глаз от разложенных перед ним бумаг. Берли не успел ответить так быстро, как от него ждали, и судья поднял на заключенного водянистые глаза. — Назовите имя. Таков протокол.
— Берли, — произнес граф хриплым голосом. — Лорд Архелей Берли, граф Сазерленд. — Полный свой титул в данных обстоятельствах показался смешным ему самому. Мировой судья резко поднял глаза и окинул его критическим взглядом, как бы удостоверяясь в истинности прозвучавших слов, едва заметно пожал плечами и, обмакнув перо, черкнул что-то на бумаге.
Главный судья Рихтер махнул узкой рукой в угол комнаты.
— Этот человек напал на вас?
Берли оглянулся и увидел стоящего позади Энгелберта Стиффлбима. Он не заметил, как тот появился.
— Да, это тот человек, ваша честь, — ответил Этцель.
Герр Рихтер кивнул и вернулся к бумагам. Через мгновение он спросил:
— И вы намерены добиться того, чтобы обвинения, выдвинутые против этого заключенного, были сняты?
— Таково мое намерение, — ровным голосом ответил Этцель. — Я хочу, чтобы его освободили.
— Вы делаете это заявление по собственному желанию и по собственной воле?
— Именно так, господин главный судья.
— Вам никто не платил за это, не обещал ничего материального и не угрожал вам каким-либо образом, чтобы убедить вас обратиться с подобной просьбой?
— Нет, господин мировой судья, мне никто ничего не предлагал и не угрожал. Я делаю это, потому что Иисус повелел нам всем прощать тех, кто согрешил против нас.
Судья фыркнул, то ли в знак согласия, то ли в раздражении, Берли не мог сказать. Герр Рихтер, главный магистрат Праги, снова обмакнул перо и сделал пометку на бумаге. Затем, повертев ручку в руках, он посмотрел в лицо заключенному.
— Эти обвинения нуждались в наказании. Срок отбывания наказания в тюрьме считается справедливым и достаточным наказанием за названные преступления. Таким образом, решением судебного ведомства заключенного надлежит освободить из тюрьмы в ожидании дальнейших обвинений, связанных с подрывом власти и вмешательством в законную работу суда Его Величества.
Берли услышал только слова «освободить из тюрьмы», и сердце его заколотилось. Чиновник меж тем указал на Берли ручкой и продолжал:
— Настоящим решением вы освобождаетесь при условии, что не покинете город до завершения всех судебных разбирательств.
— Меня освободят? — переспросил граф, не в силах поверить в то, что он услышал. — Но где же я буду жить?
— Это не моя забота, — строго ответил судья. — Главное — в пределах городских стен, а там идите, куда хотите.
— У меня все отобрали, когда посадили в тюрьму. Верните хотя бы деньги, куда же я без них?
— Всякая собственность, которой вы обладали на момент ареста, конфискуется в пользу короны до тех пор, пока не будут вынесены решения по всем делам против вас, — безучастно произнес судья. — Таков закон. — Он пристально посмотрел на Берли. — Если у вас нет денег, вас могут объявить нищим и предъявить обвинение в бродяжничестве.
— Если у меня отобрали все деньги, я даже за еду не смогу заплатить!
— Суд это не интересует.
Берли оторопело посмотрел на судью.
— Так куда же мне тогда?
— Если хотите, можем вернуть вас в тюрьму до окончания всех судебных разбирательств. Вы этого хотите?
— Он может жить у меня. — Энгелберт подошел и встал рядом с графом. — Извините, — сказал он Берли, — надо было раньше сказать. — Обернувшись к судье, он произнес: — Если позволите, ваша честь, он будет работать в моей кофейне, и тем зарабатывать на жизнь. Бродягой он не станет.
— Хорошо. Присмотрите, чтобы с ним этого не случилось, — кивнул господин Рихтер. — Суд согласен передать его под вашу опеку при условии, что вы станете его поручителем до вынесения приговора. Вы несете ответственность за его содержание и должны следить за тем, чтобы он выполнял все свои обязательства. Его долги и преступления становятся вашими долгами и преступлениями, понятно?
Этцель посмотрел на Берли, словно прикидывая стоимость мешка муки.
— Да, я понимаю, господин главный судья.
Герр Рихтер потянулся к маленькому медному колокольчику, стоявшему на углу огромного стола, и тряхнул им. Мгновенно появился секретарь Павел и занял свое место рядом с судьей. Судья встал.
— Эти люди согласились с условиями и постановлениями суда; следует проследить, чтобы они подписали соответствующие документы.
Повернувшись к бывшему арестанту, мировой судья слегка покачал головой — как будто все еще не мог решить, что обо всем этом думать, — затем вздохнул и зачитал предварительный приговор.
— При установленных судом и согласованных условиях, — сказал высокопоставленный чиновник, — настоящим разрешается освободить и передать под опеку господина Энгелберта Стиффлбима, пекаря, проживающего в этом городе, до момента, когда суд вызовет Архелея Берли для окончательного решения по всем обвинениям против него.
Берли, еще не веря в происходящее, беспомощно посмотрел на открытую дверь за спиной.
— Значит, я могу идти?
— Вы свободны, — подтвердил судья, ткнув пальцем в документ в руках секретаря, — при условии, что вы будете подчиняться согласованным положениям и условиям.
— Я могу идти прямо сейчас?
Герр Рихтер кивнул и сказал:
— Только сначала подпишите бумаги. Секретарь вас проводит.
Через полчаса граф вышел из дверей Ратхауса на свет великолепного летнего дня. Он остановился, вдыхая чистый воздух и ощущая тепло солнечных лучей на бледной коже. Было такое ощущение, будто крошечные пальцы танцуют по всему его телу. Граф закрыл глаза, наслаждаясь этим ощущением и подумал, что никогда в жизни не чувствовал ничего столь чудесного.
ГЛАВА 23, в которой река остается единственным путем
Первый день свободы после стольких месяцев заточения в мерзкой камере опьянил Берли настолько, что он бродил по улицам города, совершенно не обращая внимания на взгляды прохожих. У них были все основания удивляться. Выглядел граф настолько бледным и растрепанным, что добропорядочные горожане приходили в ужас. Мысли Берли пребывали в таком