через эту живую трубку непрерывным кровавым потоком, и, наконец, исчез самый последний атом опухоли! А затем этот клубок отделился от моего тела, скользнул вверх и пропал из виду.
Когда я вновь вернулся к трещине, я увидел парящий в темноте за потолком светящийся красный глаз с вертикальным зрачком, и он подмигнул мне, а я подмигнул ему; маленькие щупальца растворились в воздухе словно дым, и трещина закрылась почти так же плотно, как и до моего маленького эксперимента.
Лавкрафт сделал долгую паузу, а затем тихо хихикнул.
— Всё это было такой идеальной, весёлой пародией на фреску Джотто — костлявый, умирающий писатель на своей солидной больничной койке, уставившийся блестящими глазами на видение отростка Шуб-Ниггурат, появившегося сверху, — что я начал смеяться, Эдвардиус. Сначала тихо, затем всё громче и громче, и вскоре палата, казалось, наполнилась озадаченными медсестрами. Они стряхивали пыль с моего одеяла и просили успокоиться, а я не хотел или не мог, потому что со времён своего детства я сгорал от желания поиграть с джиннами и дриадами, и теперь, только в самый последний момент моей жизни шепчущий голос показал мне, как это сделать!
Лавкрафт вздохнул, откинулся на спинку кресла и указал рукой на книги.
— Голос помог мне построить и купить этот дом, — сказал он, — поскольку я никак не мог бы позволить себе такое, не мог бы позволить себе ничего из этого, если бы не поразительный успех, который имели мои небольшие литературные усилия, сами по себе, а также фильмы и необычайное разнообразие других предприятий, достойных и глупых, что возникли на основе моих рассказов. Я думаю, будет справедливо сказать, что эта ужасная субботняя телепрограмма для детей с презрительным названием «Детишки Ктулху» покрывает только наши обычные ежедневные расходы. Весь этот успех произошёл после моего выздоровления в ту самую насыщенную событиями ночь, и его истоки явно восходят к контракту, который я заключил по этому случаю.
Я уставился на Лавкрафта, мой разум был в смятении. Заикаясь, я задал животрепещущий вопрос:
— Тогда те монстры, о которых писали вы, Смит, Блох и другие, были реальны всё это время?
— Именно так! — подтвердил Лавкрафт. — Но они не были реальными в нашем мире. Они находились за стеной в беспомощном, подвешенном состоянии, совсем как бедный старый Ктулху в моих рассказах. Наши писания и сны коснулись их и пробудили, но только после того, как я действительно вытащил одного из них, чтобы спасти свою жизнь, вытащил его в этот наш мир силой воли, абсурдно усиленной угрозой неминуемой смерти, тёмные боги смогли проявиться. Они усердно и неустанно продолжают следить за тем первым прорывом в наш пространственный узел пространства и времени, в котором мы с тех пор живем, Эдвардиус, и, я должен сказать, они проделали это самым забавным способом, какой только можно себе представить!
Лавкрафт перевернул глиняную плитку, а затем пододвинул её ко мне.
— Вы узнаёте это? — спросил он.
Я с удивлением осмотрел плитку. Это был грубый прямоугольник толщиной менее дюйма и площадью примерно пять на шесть дюймов. На его лицевой стороне, в некоем скрещении стилей кубизма и арт-деко, явно из двадцатых или тридцатых годов, кто-то вырезал удивительно тревожный образ крылатого монстра с головой осьминога, злобно присевшего перед многоугольным зданием в духе Пикассо.
— Это скульптура, вдохновлённая сном художника Уилкокса из повести «Зов Ктулху», — воскликнул я возбуждённо. — Это первая осязаемая подсказка, данная в ваших мифических историях, о том, что древние боги существуют!
— Совершенно верно, — кивнул Лавкрафт, — но не совсем. Обратите внимание, что подпись художника, вырезанная на обратной стороне плиты, — Уилтон, а не Уилкокс, и дата — 1938, а не 1925, как в моём сочинении. И хотя пожелтевшие газетные вырезки, что вы видите здесь, следуют той же общей схеме, которую я создал в «Зове», все они являются её вариациями и описывают реальных людей. Имена из газет отличаются от имён моих вымышленных персонажей, иногда значительно, а приключения в их жизни произошли после моего чудесного выздоровления в Мемориальном госпитале Джейн Браун.
То же самое и с этими потрёпанными записными книжками. Вы заметите, что они написаны не старым профессором Джорджем Гэммеллом Энджеллом, которого я придумал, страдая в Бруклинской ссылке в 1925 году, а нацарапаны пребывающим в отчаянии джентльменом из плоти и крови по имени Гораций Паркер Уиппл. Весьма интересно, что он также является профессором, но физики, а не семитских языков. Однако оба этих джентльмена, настоящий и вымышленный, действительно умерли после того, как их таинственным образом толкнул моряк. Странные силы, материализующие мой вымышленный мир, всегда довольно тесно связаны с более зловещими деталями моих историй.
В связи с этим также интересно отметить, что, как и в записных книжках моего полностью воображаемого профессора Энджелла, записные книжки Уиппла показывают, что он столкнулся с культом, члены которого действительно поклонялись Ктулху. Хотя всё остальное в этом непрерывном процессе материализации существ и основных понятий из моих мифов и включения их в нашу вселенную, кажется, может иногда прихотливо изменяться, если это необходимо, имена всех божеств и их слуг никогда не отличаются ни на букву от тех, что придуманы мной.
— Но эти книги, — возразил я, — если вам удаётся изменить реальность, тогда как насчёт книг? «De Vermiis Mysteriis» и другие… Я видел знакомые названия! Все эти древние тома по чёрной магии, которые, как считается, вы со своими друзьями выдумали для своих историй — «Cultes des Goules», «Unaussprechlichen Kulten» — эти книги старые! Они древние! Они были здесь задолго до вашего рождения!
Лавкрафт улыбнулся.
— Да, они были, — подтвердил он. — И все годы изданий, которые Смит, Блох, я и другие приписывали этим книгами, оказались точными. Да, все мы являлись лишь наивными нищими с жалкими претензиями на учёность, писаками для журналов, и никто из нас не был достаточно искушён, чтобы иметь представление о том, что наши истории на самом деле могли оказаться правдой. Но эти книги уже существовали, всё верно, и они были очень тщательно спрятаны учёными под замок, именно так, как мы думали; в основном, полагаю, чтобы защитить эти книги от бескультурных лап таких самонадеянных выскочек, как мы — писателей из «Weird Tales»! Кто-то пошутил над нами и над всей нашей маленькой планетой: библиотека колдовских гримуаров оказалась именно такой, какой мы её вообразили!
Лавкрафт снова разразился неприятным смехом, словно колдун, и доверительно наклонился вперёд.
— Единственная проблема с этими книгами, Эдвардиус, — прошептал он, подмигнув, — заключалась в том, что пока я и другие не написали о них, и пока на
