— Как это — дату?
— По ним можно точно определить, когдаони были сделаны. Это легко сделает любой эксперт. Калверт снимал вас впонедельник. Но не шестого, а тринадцатого числа.
— Вы что, с ума сошли?
— Ну что же, давайте посмотрим нафотографии, — предложил я, разложив их на столе перед Баффином.
— Зачем мне смотреть на них? —спросил он раздраженно.
— Я сделал эти снимки во вторник,четырнадцатого числа, — спокойно объяснил я.
— Ну и что из этого?
— Как вы видите, на снимке среди прочеговиден строящийся жилой дом. Видите на заднем плане линию строительных балок?Теперь вспомните фотографии Калверта. На них эта линия была точно на том жеуровне, что и на этих снимках. Готовя свою инсценировку, вы выпустили из видастроящийся дом. А темпы его строительства позволяют установить дату фотографийс такой же точностью, как если бы на фотографии указывался час съемки. Этотдесятиэтажный дом строится по графику. Но заказчик торопится, он установил строителямпремию в семьсот пятьдесят долларов в день, если они перекроют дневную норму.Подрядчик стремится получать премию регулярно. И ему это удается.
Дом растет быстро. За неделю он поднялся почтина целый этаж.
В этот момент стоило посмотреть на лицо Баффина.
— Теперь вернемся к убийству СтармэнаКалверта, — безжалостно продолжал я. — Он был убит в вашем ресторане.Вы были связаны с ним историей с шантажом.
Если дело обстояло так, что вы заплатилишантажистку деньги и он больше не предъявлял вам новых требований, тогда трудносчитать, что вы имели серьезный мотив для убийства. Но если обнаруживается тотфакт, что шантаж был подстроен и шантажист был вашим тайным соучастником, выпопадаете в серьезную переделку. Вы становитесь подозреваемым номер один.
— Почему?
— Потому что вы могли бояться того, чтоКалверт донесет на вас.
— Но у него не было никаких причинпродавать меня!
— Вы утверждаете это теперь, когда этогоуже нельзя доказать.
— Я не мог убить Калверта! У меня естьполное алиби. Я все время был вместе с Брентвудом. Когда он выходил изкабинета, чтобы позвонить из телефонной будки, которая находится в коридорерядом с дверью моего кабинета, он, если бы я выходил в коридор, не мог меня незаметить.
— Он разговаривал по телефону. И стоялспиной к коридору.
— Это он так сказал?
— Сегодня по радио передали егозаявление. Он сказал, что, по его мнению, когда он находился в телефоннойбудке, он мог бы, повторяю, мог бы видеть вас выходящим из своего кабинета.Понятно? По его мнению — мог видеть. Он не сказал, что иначе и быть не могло.Он не подтвердил своего заявления никакими фактами, которые могли бы с железнойдостоверностью гарантировать его мнение. Речь идет всего лишь о его мнении. Таконо и есть на самом деле. Ведь вы выходили из кабинета на короткое время и онэтого не заметил?
— Что вы посоветуете мне, Лэм? — вотчаянии спросил Баффин.
— Вам надо внести в это дело полнуюясность. В противном случае вы запутаетесь.
Он вытер ладонью мокрый лоб:
— Как я могу это сделать? Я попал взападню.
— Вы не находитесь в западне, из которойнет выхода. Вы просто попали в скверную историю. Я помогу вам выбраться из нее,если вы будете доверять мне.
Скоро вам должен позвонить сержант Селлерс. Онспросит у вас о том, где я достал фотографии этой официантки Бэйби, снятой втот момент, когда она падает на пол с полным подносом. Селлерс попытаетсяузнать у вас, каким образом я нашел человека, который в тот вечер сделал снимкив ресторане…
— Пятнадцать минут назад сержант Селлерсуже звонил мне.
— А, черт! — воскликнул я. — Ичто же вы ему сказали?
— Я сказал ему правду. Я не собираюсьврать полиции.
— Вы сказали ему, что эти снимки на самомделе являются инсценировкой?
— Да. Сказал.
— Что эта инсценировка была устроена ужепосле того, как было обнаружено убийство?
— Да.
— Вы — болван, — сказал яему. — Эти фотографии защищали меня от ареста. Пока Селлерс ничего не знало происхождении фотографий, он боялся меня тронуть.
Но вы испугались, что полиция обвинит вас вубийстве, и поспешили продать меня, единственного человека, который можетвытащить вас из всей этой скверной истории.
Я быстро оглядел его кабинет и обнаружил, чтов нем имелась небольшая боковая дверь.
— Куда она ведет? — спросил я.
— В заднюю комнату.
— Оттуда есть другой выход?
— Из нее по узкой лестнице можноспуститься в кухню ресторана. Это сделано для того, чтобы я мог время отвремени прямым ходом заходить туда и присматривать за тем, что там делается.
Я никогда так и не узнаю, о чем он мне говорилеще.
Выскочив в боковую дверь, я пробежал череззаднюю комнату, скатился с лестницы в помещение кухни и через нее вышел водвор. Оттуда к улице вел длинный узкий проход, пролегающий между рядамивоняющих кислятиной мусорных ящиков. Я увидел, что к ресторану подъезжаетбольшая полицейская машина, и вернулся на кухню. Там повар-китаец нарезал лук.Я снял со стены белый халат и поварскую шапку, надел их на себя и, встав рядомс китайцем, начал тоже крошить луковую головку.
Повар взглянул на меня. По его лицу былоневозможно понять, что он обо всем этом думает.
Через минуту до нас донеслись голоса с тойсамой лестницы, по которой я проник на кухню.
— На этот раз, — говорилСеллерс, — этому парню не отвертеться…
Он появился на кухне, раздраженно оглядел ее,брезгливо отвел глаза от двух поваров, режущих лук, и бросился к ведущей водвор двери. Я молча сунул китайцу двадцать долларов, сбросил поварскуюмаскировку и выскользнул из кухни через главную дверь. Из ресторана я вышел наулицу.
Возле подъезда стоял огромный автомобиль сгорящей на крыше полицейской мигалкой. Его мотор работал. Я увиделприближающееся такси, придал себе небрежный вид и помахал ему рукой. Таксистподъехал ко мне. Я уже взялся за дверцу, чтобы забраться в машину, как вдруг изпарадной двери ресторана как сумасшедший выбежал Селлерс. Он как заправскийрегбист сгреб меня в охапку и в тот же миг защелкнул на мне наручники.
