— Вот как… А что, он действительно погорел на взятке?
— Не доказано. Но шуму по этому поводу было немало. Ему даже пришлось уволиться из милиции. В ранге капитана.
Пантов задумался. Действительно, если все-таки заострить внимание на опровержении фактов, которые в его жизни имели место, то дело обязательно дойдет до судебного разбирательства. И от этого в выигрыше останется только редакция газеты: процесс позволит журналистам публиковать репортажи из зала суда. Видимо, этого и добивается Агейко. Но Вован прав: никаких разбирательств. Нужно опубликовать компромат против самого Агейко, и пока общественность будет рассуждать, кто больше выпачкан грязью, он, Пантов, сможет провести избирательную кампанию и добиться места в думе нового созыва. А там, попробуй, достань его…
Пантов дружелюбно улыбнулся:
— Ты молодец, Неаронов. Голова у тебя хоть и ветреная, но соображает в правильном направлении. Так и быть, награжу тебя медалью.
Помощник взял поднос.
— Куда мне ее, на задницу повесить, что ли? Вы мне лучше другую услугу окажите, Михаил Петрович.
Пантов с папкой для заседаний уже стоял около двери.
— Что еще натворил?
— Менты меня повязали. Попросите Махиню ликвидировать протокол о сегодняшнем происшествии в доме отдыха.
— Бляха-муха! За что?
— Долгий разговор…
— А ты коротко.
— Ну, словом, одну сучку не поделили…
— С кем не поделили? — перебил его Пантов. — С Бобаном, что ли?
— Нет, не с Бобаном. Мы ведь с ним как братья. С охранниками дома отдыха.
— Откуда сучка-то?
— Известно откуда. Из заведения мадам Петяевой.
При упоминании знакомой фамилии Пантов вздрогнул, но тут же взял себя в руки и только нервно постучал пальцами по двери:
— А сам-то разве не мог эти вопросы решить с милицией полюбовно?
— Принципиальные, мля, попались…
— Что же ты раньше молчал?
— Да как-то с порога неловко было обременять вас своими просьбами. Дело-то, в общем, пока терпит.
— Хорошенькая хоть девчонка-то? — заговорщицки улыбнулся Пантов.
— Так вы ее, наверное, видели.
— Где ж я ее мог видеть?
— Известно где. У той же Петяевой. Разве она вам новеньких не показывала, когда вы у нее отдыхали в субботу?
Пантов, уже было открывший дверь, чтобы бежать в зал заседаний, словно статуя, застыл на пороге.
— Где я отдыхал?
— Известно где, Михаил Петрович. Чего теперь греха таить, я тоже иногда пользуюсь услугами девчонок из этого заведения.
Пантов прикрыл дверь.
— А что же ты, бляха-муха, строишь из себя агнца невинного! Значит, ты знал, где я был, и ничего не сказал про статью в газете!
— Я ведь должен знать, где вы находитесь. Как-никак я ваш помощник. Никто за вами и не следил. Просто я приказал вашему телохранителю, Бобану, держать вас в поле зрения. Мало ли что может случиться. А что касается статьи, то я ведь сам с ней поработал. Разве я сделал что-то неправильно?
Пантов, закусив нижнюю губу, одобрительно хмыкнул и спросил:
— Что из этого следует?
— Понятно что. Держать язык за зубами.
— Только медали я тебя теперь лишаю. — Пантов резко открыл дверь и выскочил из кабинета.
3
Когда секретарша доложила, что французский бизнесмен Пьер Кантона ждет разрешения войти, председатель правления коммерческого банка «Интерресурс» Денис Карлович Бурмистров поднялся из-за своего рабочего стола и сам вышел в приемную.
Он широко улыбнулся, развел руки в стороны и, обняв заморского предпринимателя за талию, промолвил:
— Какие люди в гости к нам!
Бурмистров, не снимая руку с талии иностранца, другой показал в сторону кабинета.
Когда секретарь поставила перед ними чашечки из китайского фарфора, миниатюрную розетку с тонко нарезанными кружочками лимона, вазу с конфетами и закрыла за собой дверь, улыбка с лица Пьера тут же исчезла.
— Ну как наши дела, Денис?
— Так. Ни шатко ни валко. Не сказать, что стоим на месте, но и существенного продвижения не наблюдается. Вопрос о приватизации водохранилищ и объектов водоснабжения пока повис в воздухе.
Кантона недовольно набрал полную грудь воздуха.
— Я — бизнесмен. И не могу долго держать капитал на банковском счету. Деньги должны работать. Деньги должны делать деньги. Не правда ли?
— Все так, Пьер. Но и я не могу оказывать давление на всех депутатов областной думы. Мои люди подготовили проект приватизации, с помощью моих капиталов в парламенте образована новая фракция предпринимательской партии. Но в ней пока недостаточно депутатов, чтобы большинством голосов принять закон о приватизации…
Кантона отодвинул свою чашку и вздохнул:
— Время, Денис, время…
Бурмистров, не обращая внимания на испортившееся настроение Кантона, лишь сухо заметил:
— Для области принять проект о приватизации водообъектов — решение судьбоносное. Это не какое-нибудь предприятие или заводик продать. Тут каждый депутат, прежде чем поднять руку и проголосовать за принятие решения, за свою шкуру трясется. Никому не хочется вылетать из думы. И каждый рассчитывает сохранить свое место на предстоящих выборах.
— Значит, надо им платить побольше денег…
— А ты думаешь, я экономлю? Только не все покупаются и продаются. В думе треть независимых депутатов от регионов. С теми вообще трудно договориться — идейные и рачительные. Еще одна треть — предпринимательская фракция. Эти все мне в рот смотрят…
— Ну а третья треть?
Бурмистров цокнул:
— А эти — середнячки. Как мы говорим, хотят и рыбку съесть, и в думе на новый срок остаться. Выборы-то на носу.
— Какой же выход?
— Я уверен, закон примут, если состав думы останется без изменений после предстоящих выборов. Депутаты снова получат полномочия на четыре года и сразу же примут закон.
— Что ты предполагаешь сделать для того, чтобы они остались?
— Финансировать предвыборную кампанию каждого депутата. Конечно, победят не все, в кого вкладываем деньги, процентов десять сойдут с дистанции. Но все равно будем иметь численное большинство.
— Так надо вкладывать! — встрепенулся Кантона.
Бурмистров встал с кресла и подошел к окну.
— Знаешь, в какую сумму обходится избирательная кампания лишь одного депутата?
— И знать не хочу. Мы договорились. Ты протаскиваешь проект, я даю деньги на приватизацию. Мы по уговору — почти в равной доле. Или забыл?
