Читаю в «Деле» далее: «Допрошенный 6.08.21 г. Таганцев В. Н. показал, что «на расходы Гумилеву было выдано 200 000 рублей и лента для пишущей машины. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему нужно время. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов, и Герман (два других, кроме Таганцева, члена «Комитета боевой организации» так называемой «Петроградской боевой организации»), и политических прокламаций нам не пришлось ожидать».
«Ожидать не пришлось...» Организации Гумилев не создал, прокламаций, как убедились чекисты, не печатал. Весь грех — хранил у себя 200000 рублей. Где-то даже довелось читать, что был Гумилев чуть ли не казначеем контрреволюционной организации в Петрограде. Ну разве не смешно?
Читаю справку, подготовленную Отделом по реабилитации жертв политических репрессий Генеральной прокуратуры РФ уже в наши дни: «При проверке обстоятельств совершения Гумилевым Н. С. указанного «преступления» была получена из Управления эмиссионно-кассовых операций Госбанка СССР справка, согласно которой, «исходя из отношения реальной ценности денег, 200000 рублей на 1.04.21 г. составляли 5,6 руб. 1913 г.». Такая вот «казна» была...
И только сравнительно недавно по многочисленным запросам и просьбам русской интеллигенции (в 1921 г. на такие просьбы власть предержащие, естественно, не реагировали, осень же 1991 г. была в этом плане иной эпохой) «Дело Гумилева» было пересмотрено, и определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 30.09.91 постановление Президиума ПЧК от 24.08.21 о расстреле Гумилева Н. С. отменено, уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления».
Поэта, увы, не вернуть. Но настало время реабилитировать тех, кто был так же незаконно репрессирован вместе с ним, одновременно с ним по «сшитому» петроградскими чекистами делу о «Петроградской боевой организации»! И такая работа началась, активизировавшись после принятия Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91. К «Заговору Таганцева» обратились наиболее опытные и квалифицированные сотрудники Генеральной прокуратуры России и Министерства безопасности Российской Федерации.
И в настоящее время все участники так называемой «Петроградской боевой организации», «за исключением лиц, в отношении которых отсутствуют решения следственных органов», реабилитированы...
Один из итальянских фильмов, кажется, так назывался: «Следствие закончено, забудьте...» Следствие и «переследствие» закончены, невинно убиенные наши соотечественники реабилитированы. Забыть? Что-то не получается... Хочется разобраться — почему такое вообще могло быть? Как работал сам механизм чекистских провокаций тех лет? Как вели себя на следствии арестованные? Это ведь все загадки, или точнее — задачки из области исторической психологии, решение которых небесполезно и сегодня. Интересно проследить на примере «Заговора Таганцева» и, если так можно выразиться, «демографию террора» — какие слои российского населения репрессировались (как видно из дела, далеко не только представители «привилегированных классов»), какие группы населения «пользовались особым успехом» у чекистов (применительно к этому делу, например, — это бывшие кронштадтские моряки, бежавшие после подавления восстания в Финляндию и пытавшиеся пробраться обратно на родину, — их просто десятками «пристегивали» к «Заговору Таганцева» как финских шпионов) и т. д. Словом, «Дело № Н-1381» интересно и как наиболее типичное, и как весьма специфическое для тех лет, отражавшее и конкретное время, и конкретное место (Петроград). Вот почему первым моим желанием было написать аналитическую статью.
Но, читая «расстрельные списки», я все острей и мучительней ощущал наш долг перед погибшими. Хотелось «всех поименно назвать» — университетских профессоров, юных студенток, отважных, служивших верой и правдой Отечеству офицеров, малограмотных кронштадтских матросов из крестьян, финских контрабандистов, переводивших через границу в Финляндию «политических беженцев» тех лет, далеких от политики домохозяек, откровенно аполитичных интеллигентов и так же откровенно антисоветски настроенных «контрреволюционеров», пытавшихся хотя бы рассказать миру о «красном терроре».
Поэтому я решил совместить обе эти задачи в серии очерков, составивших документальную повесть.
Поначалу было несколько вариантов ее названия: «Заговор Таганцева», «Дело № Н-1381», «Петроградской боевой организации не было...», «Второй Кронштадт» (так сами чекисты называли свой «большой успех» по разоблачению несуществовавшей контрреволюционной организации в Петрограде, сравнивая его с победой над мятежниками Кронштадта. Учитывая бессмысленную жестокость победы, возможно, в таком сравнении и был смысл), и, наконец, «Начальник террора». Откуда возникло это последнее название? По «Делу Таганцева» проходил Василий Иванович Орловский (о нем мы расскажем несколько подробнее ниже), на которого, несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказательств, изобретательные чекисты «повесили» обвинения во взрыве памятника Володарскому, попытке убийства и ограбления поезда Красина и многое другое. Так вот, в «Деле В. И. Орловского» сказано: «Активный участник «Петроградской боевой организации» был избран (!) начальником террора...» Несуразность придуманной «должности» была столь явна, что просилась в заголовок книги, ибо несуразна, фантасмагорична, чудовищна была вся эта спровоцированная, надуманная и откровенно сфальсифицированная история с «Заговором Таганцева». Конечно же, не был Василий Иванович «избран» на эту никогда не существовавшую должность в несуществовавшей организации. Но словосочетание емкое и весьма красноречивое. Ведь, по сути дела, «начальниками террора» в России чувствовали себя все работники чрезвычайных комиссий, от рядового исполнителя приговоров до самого «железного Феликса». Тем не менее окончательное название повести («Заговор, которого не было...») представляется мне как автору наиболее верным и обобщающим.
Но прежде чем перейти к анализу «дел» «контрреволюционных организаций», составивших одно большое «дело» под названием «Заговор Таганцева», мне хотелось бы предложить читателю, малознакомому с эпохой, несколько исторических реминисценций.
II. «Незабываемый 1921»
Читатели старшего поколения помнят такой симпатичный фильм с очень популярными актерами — «Незабываемый 1919», — он остался незабываемым для большевиков, отстоявших в борьбе с политическими противниками и собственным народом право реализовывать далее начатый в октябре 1917-го эксперимент. Конечно, это мы сейчас так воспринимаем тот далекий исторический срез. А в 30—70-е гг. наша пропаганда сделала все, чтобы мировоззрение большевиков стало мировоззрением миллионов. История была основательно переписана, и, словно по рецепту фантаста Оруэлла, из нее были вычеркнуты многие страницы. Казалось, навсегда. Но история — старуха, как известно, насмешливая и мстительная. И сегодня мы, слава Богу, историю уже не переписываем. Мы ее пытаемся восстановить. По возможности, объективно, стараясь и в отборе фактов, и в их интерпретации держать историческую дистанцию: как советовал поэт Максимилиан Волошин, — понять и тех, и других. Но согласитесь, что субъективно в паре «палач—жертва» всегда больше сочувствуешь жертве — так уж устроен человек вообще, тем более — наш российский, веками воспитывавшийся на постулатах православия, а значит, любви и сочувствия к слабому, гонимому, преследуемому...
