В книге приводится много фактов. Отчасти уже знакомые вам по публикациям прошлых лет и здесь собранные вместе, они дают необходимое для восприятия давних событий ощущение исторического фона. Другие факты, малоизвестные для большинства читателей, даются по материалам, предоставленным сотрудниками Генеральной прокуратуры и ФСБ.
И все-таки чтение этой документальной повести, при всей трагичности описываемых в ней событий, оставляет простор для оптимизма: коли мы набрались мужества рассказать соотечественникам обо всех преступлениях тоталитарного режима, значит, нам наверняка удастся не допустить его повторения...
УТВЕРЖДАЮ Помощник Генерального
прокурора Российской Федерации старший советник юстиции Г. Ф. Весновская 27 апреля 1992 г.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
в отношении Таганцева В. Н.
по материалам уголовного дела № 214224
Фамилия, имя, отчество Таганцев Владимир Николаевич
Год рождения 1890
Место рождения г. Петроград
Место жительства до ареста г. Петроград, пер. Литейный, 46, кв. 20
Место работы и должность до ареста профессор-географ, секретарь Сапропелевого комитета Академии наук
Дата ареста, каким органом осужден (репрессирован), за что и по каким статьям УК, предъявленное обвинение (инкриминированные действия), последующие изменения состоявшегося решения по делу и мера наказания.
Арестован 1 июня 1921 г. Петроградской губЧК. По постановлению президиума ПетрогубЧК от 24 августа 1921 г. расстрелян. Согласно указанному постановлению являлся руководителем Петроградской контрреволюционной боевой организации, ставившей своей целью свержение советской власти путем вооруженного восстания, применения тактики политического и экономического террора.
Обвинение Таганцева основано на собственных неконкретных и противоречивых показаниях арестованного, первоначально показавшего лишь о своей спекулятивной деятельности, а затем заявившего, что саму организацию мыслил исключительно теоретически. Других доказательств виновности в деле не имеется.
Следствием по делу Таганцева руководил бывший особоуполномоченный ВЧК Агранов, который в 1938 г. Военной Коллегией Верховного Суда СССР осужден к ВМН за фальсификацию находившихся в его производстве следственных дел и другие нарушения законности.
Уголовное дело на Таганцева В.Н. не пересматривалось. На Таганцева Владимира Николаевича распространяется действие ст. 3, ст. 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года. Данные о реабилитированном и его родственниках Кому, когда и по какому адресу направлена справка о реабилитации.
Прокурор Управления
Прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции Ю. И. Седов
I. Предыстория: «Черкнуть мне хочется на вашем приговоре...»
Дело это, по которому в 1921 г. привлекалось к уголовной ответственности 833 человека, занимает 382 тома. Читать их интересно и жутко. Интересно, потому что это история нашего многострадального Отечества, потому что привлеченные по делу представляли практически все сословия, классы, многие национальности, профессии России тех лет, и уже потому «дело» отражало «революционную ситуацию», эпоху.
Не менее важно и то, что «Заговор Таганцева», которого не было, и «дело» никогда не существовавшей «Петроградской организации» отражали еще и наиболее типичные методы следствия, показывали, как «защищалась революция» от своего же народа. Словом, самое обычное, типичное и нетипичное дело той суровой поры, когда жила Россия под дамокловым мечом произвола Чрезвычайной комиссии. Как писал один из чекистских поэтов в своем признании, опубликованном в сборнике «Улыбка Чека»:
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре Одно бестрепетное «К стенке! Расстрелять!!».
«Дело Таганцева»... В свое время, рассматривая материалы уголовного дела № Н-1381 в связи с предстоящей реабилитацией Н. Гумилева (30.09.91 судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР» Н.С. Гумилев был реабилитирован), я поражался чудовищной жестокости и бессмысленности этой провокации, задумывался над тем, нельзя ли, не откладывая, очистить от скверны не только имя великого поэта, но и имена сотен других людей, проходивших по делу о «Заговоре Таганцева».
Работая несколько лет назад над серией очерков о русских поэтах-эмигрантах, в частности, об Ирине Одоевцевой, читая ее мемуары о Петрограде 1921 г., еще парижского издания, я удивлялся явной немотивированности ареста и, тем более, убийства Николая Степановича Гумилева. «Если и все остальные участники «Заговора Таганцева» такие же уголовники, — приходила в голову мысль, — то гигантское дело с сотнями арестованных и невинно убиенных приобретало фантасмагорические очертания. В публичных лекциях той полудемократической, но еще вполне цензурной поры я, мотивируя поступок поэта, приводил такой пример: Н. С. Гумилев (об этом вспоминает Ирина Одоевцева) в своей пустой, холодной и голодной квартире приручил мышку и подкармливал ее скудными крохами еды, которую иногда удавалось доставать в Петрограде 1920 года. На вопрос молодой поэтессы: «О чем же вы с ней вечерами беседуете?» — Гумилев ответил: «Ну, этого я вам сказать не могу, это было бы неблагородно». Дворянин, офицер не мог «выдать» даже мышку. Мог ли он выдать товарища по окопам Первой мировой, или, как ее тогда называли — «германской», войны! Арестован он был 03.08.21 по показаниям о том, что подполковник царской армии Вячеслав Григорьевич Шведов, хороший знакомый профессора В. Н. Таганцева, дал Гумилеву для изготовления прокламаций 200000 руб.
Ирина Одоевцева и в своих мемуарах, позднее изданных у нас в России, и в интервью журналистам после возвращения на родину утверждала, что даже видела эти деньги у Гумилева в ящике его стола (каков конспиратор-подполыцик!). Очень хотелось тогда узнать о том, что не было никаких денег, что ни в чем не виноват поэт Николай Гумилев перед советской властью... Разве мало было примеров того, как арестовывали и казнили невинных людей. Но нет... Материалы дела, с которыми довелось познакомиться лишь в 1992 г. в процессе подготовки этих материалов к реабилитации всех привлеченных по делу и невинно репрессированных людей, свидетельствуют: Николай Степанович от советской власти в восторге не был (и тут многим из нас еще придется преодолеть стереотип прошлых лет, когда любое выступление против советской власти воспринималось как преступление и любой «контрреволюционер» — как негодяй и подлец). Однако, как были вынуждены признать и петроградские чекисты, никакой активной контрреволюционной деятельности поэт не проводил. Что, впрочем, и неудивительно, ибо было у него другое предназначение — писать стихи. Отказать же товарищу, просившему, по одной версии, просто взять деньги на сохранение, по другой — якобы на печатание прокламаций, он не мог. Не мог и донести на него. Донос, по крайней мере в России в те годы, среди порядочных, честных людей, особенно дворян и офицеров (сословный кодекс чести), считался большим позором. Но именно за «недоносительство» и был осужден и расстрелян большой русский поэт, хотя такая статья и появилась значительно позже в советском Уголовном кодексе. Что же было на самом деле? Это с полной достоверностью уже, наверное, не удастся установить. Но вот, что было «в деле», установить легко. «Допрошенный на предварительном следствии Гумилев Н. С. признал получение 200 ООО рублей, однако показал, что ничего совершенно не делал для организации, в ней не участвовал и никого в нее не вербовал» — что наверняка соответствует действительности, ибо, как мы уже подчеркивали, организации-то, собственно, и не было, как не было «Заговора Таганцева», к которому «пристегнули» поэта.
