вернуть!
Мякин испуганно догадался, что Казлюк хочет то ли его сварить в бурлящей воде, то ли заставить выскочить наружу из приятных пузырьков. Мякину совсем не хотелось покидать ванну, тем более голым предстать перед дамами, и он решил не сдаваться. Опустился на самое дно и затаился не дыша, полагая, что его не заметят и наконец-то отстанут от него. Но не тут-то было — вихрастый набрал полную грудь воздуха и, словно пароходная труба, взревел:
— Надо его достать. Он где-то здесь!
При этих трубных возгласах конторские наклонились над ванной и голыми руками принялись шарить по пузырящейся поверхности. Мякин снизу испуганно наблюдал за их манипуляциями.
— Так нам его не найти! — заверещал Казлюк. — Его голыми руками не возьмёшь!
— Подбавим в воду скипидару, — предложила худая женщина. — Я знаю, что скипидар он долго не выдержит.
«Ну, уж это совсем… — подумал Мякин. — Изверги какие-то, скипидар кусаться будет», — и осторожно поджал ноги к животу.
— Раиса, принесите скипидару, — не открывая глаз, приказал Герасим Ильич.
Раиса проникновенно улыбнулась Мякину и еле заметно подмигнула: мол, не бойся про скипидар. У Мякина отлегло — он сразу догадался, что Рая вместо скипидара принесёт что-нибудь помягче. Он снова почувствовал себя хорошо, только пузырьки воздуха несколько беспокоили — щекотали в носу.
«Вот ведь настырные! — подумал Мякин. — Не дадут насанаториться!» — и стал вырабатывать план побега из ванны. Но план как-то не складывался, и он пожалел, что перед ванной снял трусы, — бежать голым ему совсем не хотелось.
— Я его не вижу! Я его не вижу! — не открывая глаз, удивительно жалостливо пропищал Герасим Ильич, и в этот момент Мякину послышалось, что кто-то из конторских рявкнул:
— Зенки-то раскрой, идиот! Не видит он…
— А вот и раскрою, — совсем не обидевшись, ответил Герасим Ильич и сразу запищал: — Вот он! Вот он, под водой!
Мякину опять стало нехорошо. Ноги замёрзли, словно он прижал их ко льду, а голове почему-то стало жарко.
«Всё это сон, это всё во сне…» — подумал Мякин и открыл глаза.
Супруга потрогала его лоб.
— Мякиша, тебе нездоровится? — спросила она. — Может быть, переберёшься в постель?
— Да, конечно, — как-то рассеянно ответил Мякин и осмотрелся по сторонам, будто впервые обнаружил себя в кресле.
Сзади неярко светился торшер. Мягкий свет от лампы освещал его лысеющую макушку. Босые ноги Мякина касались прохладного паркета. Он медленно освободился от пледа, встал и прошлёпал в ванную. Наскоро ополоснувшись, плюхнулся в постель и сразу же уснул.
Оставшуюся часть ночи Мякин крепко спал без сновидений и, проснувшись, как обычно рано, тронул рукой постель, где должна была находиться супруга. Её место пустовало. Мякин лёг на спину, благостно вытянул ноги и обрадовался тому, что сегодня не надо бежать в контору. Он вспомнил ночной сон. Особенно его поразили эти грубые слова: «Зенки-то раскрой, идиот!». Слова эти Мякину совсем не понравились, особенно потому, что относились они к его шефу — Герасиму Ильичу, — но он почему-то не очень сильно расстроился и даже, можно сказать, немного развеселился. Так, всего лишь самую малость — как может развеселиться какой-нибудь подданный, когда его нелюбимого начальника кто-нибудь со стороны обидит.
— Зенки-то раскрой, идиот! — прошептал Мякин и, улыбнувшись, решительно встал с постели.
В понедельник супруга хлопотала на кухне.
— Встал… Доброе утро, — произнесла она немного настороженно. — Чемодан я тебе уже собрала, — и, улыбнувшись, добавила: — Мойся, завтрак уже готов.
— Я сейчас, — дружелюбно ответил Мякин и направился в ванную.
— Ну вот, товарищ Мякин, вас ждёт заслуженный отдых! — сказал он сам себе, глядя в зеркало, и добавил: — Лицо-то у вас, Мякин, уже немолодое, и глаза потускнели — огоньков и искорок нетути.
Он выдавил малую толику пасты на зубную щётку и занялся чисткой зубов. При этом, как обычно, попытался погудеть какую-нибудь любимую мелодию, но мелодия не складывалась. Он снова вспомнил позавчерашний сон и подумал:
«Интересно: как конторские меня называют за глаза? Ну не идиотом же!»
Белая паста заполнила весь рот.
«Может быть…» — подумал он, но, ничего не придумав, стал вспоминать, как конторские называют за глаза друг друга.
«Раису худая женщина иногда называет Цыцей, — подумал он. — Цыца — совсем неплохое имя». А худую Рая как-то раз при нём назвала: «Наша дощечка».
«“Дощечка” — это совсем уж обидно», — решил Мякин и занялся бритьём.
Бриться, в отличие от остальных утренних дел, Мякин любил. Эта процедура требовала аккуратности и имела особенное свойство — результат работы был налицо.
— Мякиша, завтрак стынет! — услышал он голос супруги.
Мякин угукнул в ответ и остальные дела закончил довольно быстро.
— А где пацаны? — спросил он, усаживаясь за стол.
— Уже в школе, — ответила она. — Сегодня у них там что-то раннее. Экскурсия какая-то.
— Экскурсия… — повторил Мякин, помешивая кашу в тарелке. — Экскурсия — это хорошо. Мы-то с тобой давно на экскурсии не были.
— Да, — немного грустно ответила супруга и добавила: — Вот отдохнёшь, и после санатория можно куда-нибудь пойти.
Мякин попробовал кашу и ответил:
— Да, может быть, — а про себя подумал: «Забросил я их совсем. Менять надо всё. Менять…»
— Я заказала тебе такси, — услышал он голос супруги. — Так будет удобнее, да и чемодан немаленький.
— Спасибо, — ответил Мякин, заканчивая завтрак.
Через полчаса машина перемещала несколько расслабленное после волнения тело Мякина и его поклажу в виде большого чемодана на колёсиках в сторону санатория. Мякин аккуратно и незаметно наблюдал за таксистом с несколько угрюмым лицом. Таксист ему не понравился, потому что на мякинское, как казалось самому Мякину, радушное приветствие последовал невнятный ответ типа: «Здрасте». А ещё Мякина насторожило то обстоятельство, что такси двигалось не через центр города, где, как считал Мякин, дорога к санаторию была короче, а по окружной трассе. Мякин хотел было спросить водителя: «Почему не через центр?», но, немного подумав, не стал этого делать, полагая, что его дело — сидеть тихо и не мешать водителю рулить.
По окружной трассе машины с приличной скоростью мчались вперёд. Некоторые обгоняли мякинское такси, а некоторые шли с той же скоростью. Постепенно мякинское беспокойство сменилось утренней лёгкой дремотой. Он машинально смотрел вперёд, иногда закрывая глаза, и на какие-то несколько секунд проваливался в сон. Сны ему снились короткие — он даже не мог отличить их от обычных мыслей, которые лениво появлялись и исчезали в дремотной голове.
Он подумал о супруге, которая собрала ему чемодан, проводила его до самой машины, поправила воротник на шубе, когда он садился на заднее сиденье. Её кротость ему уже давно была привычна, а когда-то, по молодости, супружница была моторной и
