его назвали успешным. Вспомнился и прозвучал в голове голос ее, искаженный Экспериментом, но такой невероятно нежный, исполненный радости: «Никита! Я к тебе!».
С Никитой Полоцким они до проекта «Рассвет» исследовали атмосферные явления Суорса. Их исследовательская команда попала в бурю облаков смерти, на ее глазах погиб Никита и большая часть команды. Тартаева пыталась добраться до корабля, таща на себе, потерявшего в облаке ноги, старшего куратора группы, ее научного руководителя. Но тот понимал, если она его не бросит, то они погибнут вдвоем. Силой от нее отбиваясь, он приказал бежать. Таня цеплялась в него, но тот оттолкнул ее и сам упал в возникшее рядом, по тогда еще непонятным причинам, облако. По пояс разъеденный, он продолжал кричать: «Беги!». И Тартаева убежала. Ее осудили по самой постыдной статье в нашем кодексе «За трусость», обвинили в гибели величайшего ученого и приговорили к самой тяжелой форме наказания – Эксперимент.
С командой «Рассвета» она вернулась на Суорс, провела исследование датчиков, прогнозирующих появление облаков. И после удачного окончания экспериментов покинула корабль, при помощи одного из датчиков нашла еще одну бурю и, произнеся те свои последние слова, ушла из этого мира. Нина была категорически не согласна с решением суда, но прекрасно понимала, что если бы Тартаеву не осудили, то она все равно поступила бы так же. Никита и Таня должны были пожениться, если бы не тот роковой проект. Нина задумалась о чувствах этих двух смелых людей, и перед ее глазами всплыл Эдуард Краснов. Они не виделись с «Рассвета» уже почти полгода. Несколько коротеньких видеосообщений и общих фраз за это время и все. Можно ли к такому привыкнуть? Нет. Но можно просто устать. Что снова и начала делать Нина… уставать ждать, переживать и надеяться.
В зале вместо стола и трибуны был водружен блок с прозрачными стенами, внутри дрожала розовая дымка атмосферы Суорса. Некоторые ученые, как с центра, так и приезжие, следили за датчиками, что-то переключали на панелях. Интересно было наблюдать, как уже старые, седые ученые умы загорались энтузиазмом, бегали туда-сюда, когда за них могли бегать младшие научные сотрудники, вскрикивали восторженно, смеялись. Было видно, что в ходе беседы были разрешены все вопросы, недоразумения, скептическое отношение отошло, и эти умнейшие люди мира объединились в этот торжественный и волнительный момент. Те, кто не участвовал в подготовке эксперимента, разбились на кучки, и расселись в разных частях залы, обсуждая, кто чем занимается на данный момент. Как только в блоке возникло синее облако, их внимание тут же переключилось на него.
Вязов, погладил и поместил Крепыша в блок, тот мутировал и побежал. Ученые начали нажимать кнопки, облако стало расти. Крепышу некуда было деваться, и он в него попал. В доли секунды растаял и превратился черную лужицу. Вся зала ахнула. Затем черная лужица стала передвигаться в облаке. Начались разговоры.
– Сворачивайте облако, – приказала Квасова. Через минуту облако уменьшилось, черное пятнышко оказалось вне его действия.
Некоторое время ничего не происходило. Зала гудела. Но потом замерла, когда пятно, которое ранее было Крепышом, как будто закипело, и из него появилась сначала одна изуродованная мутацией лапка, потом следующая, а з тем и все подопытное животное вернулось в предыдущее состояние. Зала ликовала. К Квасовой полетели поздравления и похвала. Вязов в это время, не дожидаясь приказа, извлек Крепыша, подождал, пока он снова стал мышкой, сделал уколы, начал обхаживать его и поместил в клетку.
«Если бы не забота этого человека, если бы не его любовь к этим зверушкам, в конце концов, если бы не любовь Вязова к Анне Николаевне, Квасова сейчас бы не носила эти лавры. Интересно, она об этом задумается или нет…»
Через некоторое время Нина узнала, что Вязова лишили месячной премии за нарушение трудовой дисциплины. Нина хотела было возмутиться и поддержать лаборанта. Но тот по секрету сказал ей, что это для вида, чтобы уносить с собой что-то из лаборатории не стало обычным делом для сотрудников, а потом ему из-под полы дали десятикратную премию и Брюсов долго у себя в кабинете говорил спасибо. Нину это порадовало, еще больше она обрадовалась, узнав, что Вязов заказал статуэтку Крепыша, отлитую из дорогого сплава, и поставил у себя на рабочем столе. Брюсову это понравилось, и он приказал поместить ее в центральном холле. Теперь, кроме наград, гостей встречал, увеличенный раз в двадцать, Крепыш. Вот так вот в научно-исследовательском центре в один ряд с портретами выдающихся ученых стал памятник маленькой лабораторной мышке.
4047 год, октябрь
Вскоре торжественный дух научного прорыва исчез из коридоров «Сиа». Вместо него появилась звенящая, тревожная атмосфера. В центр по одному стали привозить людей, осужденных на Эксперимент. Вязов ходил бледный и молчаливый, Квасова агрессивная и грубая. Вязов приходил к Нине в комнату отдыха и беседовал. Нине было приятно, что ему становилось легче в ходе разговоров с ней.
– Квасова спит только когда уже не может ни стоять, ни сидеть от бессилия… забывает есть, пить. На меня злится, что я ее заставляю. Злится, что я остаюсь с ней, когда все уходят. Мол, я ей мешаю. Сегодня так наорала за то, что разбудил на полчаса позже, когда устала орать, кинула в меня пробиркой.
Нина засмеялась.
– Я все понимаю, но забота о своем здоровье – есть забота и об Эксперименте. Если здоровье ее пошатнется, то Эксперимент до ума никто не доведет.
– Вязов, Вязов. Не надо передо мной экспериментом оправдываться. Я думаю… это очень хорошо, что именно ты рядом.
Вязов покраснел и улыбнулся.
Но чем дальше, тем сложнее Нине было заставить его улыбаться. Также в ходе подготовки к Эксперименту был выдан приказ, из-за которого Нине пришлось отложить свою работу и заняться заказом отдела Квасовой. Квасова, которая раньше плохо скрывала, а после презентации гена вовсе не скрывала своего презрения к «шурупокрутам» – то есть работникам отдела Тигрова, в котором работала Нина, теперь, как только видела Островскую в коридорах центра, цеплялась в нее, засыпала вопросами, умоляла, просила, требовала работать быстрей и убегала всегда с одной фразой:
– Как только – сразу ко мне!
Вязов в одной из бесед признался, что Анна, заметив его с Ниной тесное общение, насела на него, чтобы он расспрашивал ее о ходе работ.
– Передай ей, что я тоже почти не сплю, но не ради ее эксперимента, а чтобы скорее вернуться к своей основной работе.
Вязов понимающе кивнул.
Островская не отпускала никого из своей лаборатории, все работали сверхурочно, с Брюсовым она договорилась о премии, больше никак
