среди них появляется человек, понесший большую утрату, которую невозможно понять и представить простому обывателю.
К ней, в непонятном порыве смеси чувств, хотел приблизиться Вязов. Но она подняла ладонь вверх перед его грудью, и он стал как вкопанный.
– Пробники пропали. Демонстрации гена мутации не будет, – голос был напряжен, ей стоило больших усилий произносить слова ровно. Как только она это сказала, прозвучал общий сигнал, оповещающий о прибытии межгалактического лайнера, на котором была научная делегация.
Невидящим взором ученая обвела всех присутствующих и побрела, еле передвигая ноги по коридору.
– Анна Николаевна! – взволнованно крикнул Вязов. У этого сильного, огромного, молодого парня тряслись руки от волнения.
– Вся документация, все записи… Даже мышки ни одной не осталось… – пробормотала она себе под нос, не обращая на него внимания.
Вязов поджал губы, вдохнул глубоко и выдохнул. Потом по лицу его стало понятно, что он что-то вспомнил. Через несколько секунд лаборант скрылся за углом в другой стороне коридора.
Нина последовала за Квасовой. Что-то ей подсказывало, что трогать человека в данный момент не надо, но и оставлять одного очень опасно. Островская спокойно шла за ней в десяти метрах, Квасова ничего вокруг себя не видела. Люди, идущие навстречу ей, обходили ее издалека, боясь не то, что обратиться, даже взглянуть. Пробрела она и мимо Брюсова, главы «Сиа», которому через час надо было что-то сказать тысяче ученым, приостановившим свои разработки и прилетевшим в его научный центр, чтобы увидеть презентацию величайшего научного открытия. Брюсов провел взглядом Анну Николаевну, посмотрел на Нину, кивнул ей, мол – правильно, проследи за ней, и так и остался стоять, опустив голову.
Квасова вышла на улицу, наверное, даже не понимая, что сделала это. Пошла прямо по газону, на который тут же выскочили маленькие блестящие шарики – «садоводы», и стали разглаживать за ней траву, брызгать чем-то вокруг, один раскрылся и стал светить. Таким образом, следы Анны исчезли, но осталась целая вереница «садоводов». Нина пошла не по газону, а по тропинке, не спуская с Квасовой глаз. Анна дошла до места, откуда можно было увидеть, стоящий вдалеке лайнер, постояла пару минут и упала на колени. Нина не знала, что делать, подойти было неудобно, следить тоже – голова сама отворачивалась. «Садоводы» окружили ее и начали пикать воинствующе и галдеть: «Внимание, внимание! Нарушитель! Вы уничтожаете живое! Вы уничтожаете живое! Вы уничтожаете живое!». Анна ссутулилась и сидела неподвижно. Внезапно откуда-то взялся Вязов, тяжело дыша, он пробежал мимо Нины и понесся по газону к своему научному руководителю.
«Куда же ты! Не до тебя», – пронеслось у Нины в голове, и она последовала за ним. У «садоводов» случилась истерика.
– Анна Николаевна! Смотрите! – Вязов присел перед ней и протянул руку. Нина не видела, что это было, пока не обошла их сбоку. На широкой ладони младшего научного сотрудника сидела мышка. Маленькая, беленькая, с красными глазками, смотрела вокруг, нюхала воздух и не понимала, что она сейчас значит.
4047 год, 24 сентября, 9:32
…Брюсов стоял у трибуны в главной наклонной зале. Молчал и ждал, пока взволнованные разговоры не прекратятся.
– Почему задерживается презентация? Что же вы молчите! Геннадий Петрович!
– Уважаемая научная делегация, – выдавливая из себя слова по слогам, произнес руководитель научного центра. Все тут же смолки, – Мы понимаем, что вас оторвали…
Тут дверь в залу открылась и появилась Квасова с клеткой в руках, за ней следовал Вязов с большими контейнерами под мышками, затем Нина с кейсом.
Квасова энергично прошла в центр, стала справа от Брюсова. Обвела всех уже видящим, воодушевленным взглядом и произнесла:
– Геннадий Петрович! Оставим лишние речи и приступим к делу!
– Да, да. Пожалуйста, – сказал Брюсов, отходя в сторону, ничего не понимая, и протирая клетчатым платком пот со лба.
Нина поставила кейс на демонстрационный стол и ушла в зал. Когда она заняла свободное место, огромный экран за спиной Квасовой засветился, показывая поверхность стола. Презентация началась…
Ученый совет, ожидавший демонстрационный материал, испытал значительное неудобство, воспринимая Квасову на слух. Возникали возгласы, перепалки. В разговоре ученых Нина понимала только междометия и предлоги. Вязов стоял в стороне и молчал, но по нему было видно, что он сильно волновался и смялся под напором тысячи ученых претензий. Квасова же расцветала, чем больше у нее спрашивали, и легко парировала замечания.
В ней чувствовалась уверенность, которую многим хотелось сломить. Но потом, в конце, когда на их глазах у мышки в воде выросли жабры буквально за несколько секунд, и она продолжила свое беззаботное существование, стукаясь мордочкой о прозрачные стенки контейнера с водой, наступила гробовая тишина. Вязов поставил следующий контейнер. «Атмосфера Суорса» – пробормотал он, чем заставил Квасову улыбаться еще шире.
Мышка снова задышала своими легкими, оказавшись вне контейнера с водой. Квасова сделала ей укол и поместила в контейнер «Суорса». Началась мутация, все молчали и напряженно смотрели, кто на экран, кто на контейнер. Через несколько секунд в полупрозрачной розовой дымке бегала невероятно изуродованная мышь. Но бегала так же живо, так же тыкалась, как ни в чем не бывало, даже стала жевать какую-то зеленую гадость, налипшую на стенках контейнера. Начался невероятный шум. Через минуту Вязов извлек мышь из контейнера, на столе она снова стала нормальной, пережила еще один укол Квасовой и побежала по столу, как будто пытаясь спастись, чем вызвала смех у всех присутствующих, смех, который разрядил накаленную до этого обстановку.
Мышку на время оставили в покое, посадив в клетку. Квасову же в покое оставлять и не думали. Нина ушла. А с Квасовой разговаривали до вечера.
4047 год, 24 сентября, 18:43
Вязов носился по центру, забегал в отделы, одалживал аппаратуру. Все старались помочь, чем могли. Столкнувшись с ним в коридоре, Нина узнала об очередном эксперименте, который решили провести приезжие ученые. Они решили воспроизвести облако смерти, которое до сих пор составляло угрозу исследователям Суорса.
– Ты чего такой расстроенный? Все же хорошо! Или устал сильно? – спросила Нина.
– Да нет. Просто Крепыша жалко, – ответил Вязов и ушел.
Нина поняла, что за ночь, которую мышь провела у Вязова, он успел дать ей имя. Удивительно, как грубое нарушение трудовой дисциплины – никак иначе кражу подопытного образца назвать нельзя – спасло весь научный центр от позора.
«Ну что ж, Крепыш, крепись» – подумала Нина и пошла снова в наклонную залу, так как не могла пропустить такого события. Сразу всплыли воспоминания о Суорсе, о проекте «Рассвет», о том, как в это самое облако бросилась Таня Тартаева, как только проект закончился, и
