будут петь, все кто захочет. А называется он «Вечер песни 1985». Я цифры еще не знаю. И буквы не все. Но решила поверить брату на слово, ведь с концертом ему нет смысла обманывать.
Утром, по дороге на пляж, мы зашли к маме в столовую. Она здесь моет посуду днём, а вечером гуляет с нами у моря. Она и работает, и отдыхает. А мы с Данькой только отдыхаем. Хотя дома мама работает на заводе. А здесь временно, только пока мы на море. Утром мама дала нам деньги на мороженое. Даня купил нам обоим. Он старше и смелее меня.
Мы гуляли по пляжу и видели на песке мертвого дельфинёнка. Он был похож на большую рыбу. Я побоялась подойти ближе. А Данька подходил, и даже палочкой потыкал, вдруг он еще живой. Но он сильно и противно пах. Это было грустно. И Данька повёл меня в сквер на детскую площадку.
Пока я была на качелях, он дошел до лотка на колесиках и купил нам газировку. В маленькой фигурной стеклянной бутылке. Называется «Пепси-кола». Она такая вкусная! У нас дома такую не продают. Вот вернемся домой, я в группе всем-всем расскажу, какую вкусную газировку пробовала на юге. И воспитателям, и нянечке, и девочкам в нашем дворе, всем-всем.
— Доченька…
Опять этот грустный голос. Он так далеко от меня. Как за туманом. А еще чей-то грустный всхлип. Тоже знакомый. Очень знакомый. Но я не знаю кто это. И почему они плачут?
А я вот не плачу. Хотя на детской площадке упала и сильно коленку поцарапала. Было очень больно. И я уже хотела заплакать. Но тут увидела в траве между каменной дорожкой и кустарником что-то блестящее. И знаете, что это было? Часики! Красивые, на железном браслетике. С моей руки они спадывали. И циферки не видно было из-за капелек воды внутри. Но красивые. Я показала их Даньке. Он положил их в карман своих шорт, потому что у меня кармашков нет. А когда мы пошли на обед в столовую к маме, то и ей показали. Мама заулыбалась, когда их увидела. Она всегда так улыбается, когда я нахожу что-то хорошее или красивое. А я часто нахожу. Папа говорит, что я внимательная.
Пока мы кушали, мама мыла тарелки, а в окошечко в стене люди все подносили и подносили грязную посуду, кто на разносе, а кто стопкой. А я смотрела на них с другой стороны. Поэтому и ела медленно. А Данька быстро поел и убежал. А я осталась. Зато пока Дани не было, мама достала мою находку — женские часики, которые до этого положила возле остывающей огромной плиты. И пока я пила чай, стекло на них стало уже не таким мокрым, как раньше. И стали видны и циферки, и тонюсенькие стрелочки, и буковки. Мама сказала, что там написано слово «Чайка». Это так часы называются.
— Мама прости….
— Ты не виноват…
Снова эти грустные голоса. Откуда они? Из-за них мне тоже хочется плакать. А я не хочу плакать. Я же на юге, на море. У нас моря нет. Только реки и озера. И сосны. Много сосен. Они такие высоченные. А здесь таких нет. Я видела несколько пальм. А сосен нет. Зато моря столько, что если бы я сама не видела, то ни за что не смогла бы себе представить.
После обеда брат отвёл меня в ту комнату, где мы жили. Он читал мне книжку, и я уснула. А когда проснулась, мама уже пришла. И мы все вместе пошли опять к морю. Солнце уже светило по-другому. И людей прибавилось. Мама сказала держать брата за руку или за карман шорт и не отпускать. На набережной было так много народу, что мама предложила пойти по верхнему ярусу, где народу было поменьше. Там был киоск с сувенирами. И мама купила нам с братом фиолетовые прозрачные козырьки на резиночке. У меня был нарисован морской якорь, с узорами из канатов, а у Даньки какой-то корабль. И еще Дане мама купила кулон в виде головы рычащего тигра.
Так не честно! Я тоже хочу кулон. И мама купила мне кулон в виде Незнайки. Я расстроилась. Не люблю Незнайку. Хочу тигра, как у брата.
Мама взяла нам всем мороженого. Мороженое это хорошо. Но я все равно обиделась. И пошла в сторонке от них. Поднялась на бортик возле дорожки. Он интересный. Возле киосков он низкий, а чем дальше идешь, тем выше он становится. И если я по нему пойду, то буду выше Даньки, и даже выше мамы.
Это здорово. Я иду и ем мороженое. И я выше их!
— Слезай. Это опасно. Видишь как высоко, — мама пыталась убрать кошелек в сумочку.
— Ну и что. Зато я выше вас. Бе-бе-бе, — наклонилась я, отведя в сторону руку с мороженкой.
— Стой на месте. Сейчас я подойду и сниму тебя оттуда, — мама торопилась убрать сдачу и закончить разговор с продавцом.
Данька встал возле меня у бортика. Его голова была на уровне моих сандаликов. Такого со мной ещё не было. Я гордо стояла на месте, довольная своим положением, и лизала мороженое. Мама расплачивалась, убирала сдачу. Даня смотрел на чаек, кружащих над нами. Я видела, куда он смотрит, и решила тоже посмотреть. Интересно же. Чайки, и правда, были забавные, они кружились, дрались, кричали. Но смотреть было неудобно, задрав голову вверх. И я сделала маленький шажок назад…
А что было дальше? Я не знаю, что было дальше. Где мама? Где Данька? Где я?
Темно. Как тут темно. Когда это было? И было ли? Мама! Мама, где ты? Мне страшно?
Как болит голова. Было хорошо, а сейчас плохо. Очень больно. Мама… Как хочется плакать.
— Мама…
— Доченька! Я здесь. Всё хорошо. Ты меня слышишь? Хочешь пить?
— Мама, голову больно.
— Это пройдет, все будет хорошо — сквозь слезы говорил надо мной знакомый и родной голос.
— Она очнулась? — подпрыгнул Данька.
Оказывается, это было вчера. Всё было вчера. Засмотревшись на чаек, я упала с этого высоченного парапета. Но не на тротуар, а вниз, на гальку следующего яруса. А это гораздо выше, чем я стояла, выше Даньки, выше мамы, даже выше козырька от сувенирного киоска. И один из камней попал мне в висок. Врачи сказали маме, что все будет хорошо.
Мама рассказывала, что я то приходила в сознание, то опять засыпала. А я этого не помню. В больнице держать не
