бок. — Ну что это за репетиция, если все сразу роли заучат!
У Алергуша отлегло от сердца. Кирикэ прав. Ведь до праздника ещё есть время. Целых две недели осталось! Так что нечего заранее зубрить, а то и позабыть успеешь.
Обрадованный, что одной заботой меньше, Алергуш засвистел. Свистел он так громко и фальшиво, что приятель даже заткнул уши.
— Слушай, от твоего свиста у меня в брюхе урчит сильней, чем от голода.
— А вот у меня, когда свищу, голод улетучивается! — смеётся Алергуш и начинает насвистывать песню, мотив которой напоминает и «Марсельезу», и марш футболистов, и весёлую песню про «милую картошку».
Здорово свистит Алергуш, и у Кирикэ пробуждается музыкальное настроение. Он затягивает песню, только почему-то кажется, это не мальчик поёт, а козлёнок блеет.
Алергуш свистел, надувался, сколько позволял ремень, а Кирикэ ему что есть мочи подпевал. И оба затыкали уши, чтобы не слышать друг друга.
…Было время, когда мама Алергуша вообразила, будто её сын ужасно музыкален. И всё потому, что не проходило дня, чтоб мальчик не вертелся возле рояля.
Алергуша — тогда он был ещё малышом — страшно привлекала эта чёрная громоздкая вещь, которая занимала четверть столовой. К инструменту никто не прикасался, и мальчику казалось, что это он первым обнаружил его. А на самом деле это чёрное и мрачное чудовище ещё раньше было освоено котом. Кот устраивался на крышке рояля и нежился там после сытного обеда. А чуть заслышит, что уже накрывают на стол, кот легко прыгал на шерстяной коврик под двумя золотистыми педалями.
Так продолжалось сегодня, завтра… Но однажды кот спрыгнул на открытую клавиатуру, и рояль сердито загудел. Это было так интересно, что мальчик заставил кота ещё раз спрыгнуть. Поначалу чёрные зубы-клавиши испугали Алергуша. На разведку он послал всё того же кота.
Чёрное чудовище заворчало густым басом сквозь белые зубы, по которым протопал кот. Проворчало угрюмо, но не враждебно. Потом оживилось и подобрело. Оно умело, оказывается, ворчать на разные голоса и, кажется, готово было развеселиться: голос его стал тонким, как колокольчик.
С того дня Алергуш каждое утро брал кота в охапку и принимался проверять его музыкальные способности. Кот с великим удовольствием прогуливался взад-вперёд, бесстрашно ступая по клавиатуре. Его совсем не удивляло, что каждый его шаг издаёт звуки разной высоты.
Мама прислушивалась к звукам в столовой и радостно улыбалась: как хорошо, что малыш интересуется музыкой.
«До, ре, ми, фа, соль!» — пел рояль под лапами кота, а мама уже решила: надо учить сына музыке.
Первым учителем Алергуша был тощий, словно соломинка, старик. От его одежды по всему дому разносился запах нафталина и табака. Симпатичный был старичок. У него были белые, вставные, ровные, один к одному, зубы, похожие на клавиши. И, что всего удивительней, они цокали в такт мелодии.
С появлением старика кот переменил своё лежбище: с крышки рояля он перекочевал в кресло на атласную подушечку. И кот и старик чувствовали себя превосходно. Оба дремали: один на стуле, другой в кресле. Сквозь дрёму старик щёлкал молодыми зубами: «Ми, ре!», и кот вторил ему: «Мур-мур!»
Если Алергуш слишком часто повторял одну и ту же ошибку, старик вскидывался, отгонял дрёму, а его молодые зубы переставали щёлкать. Он замечал кота в кресле и принимался бранить его. Бранил не ученика, а кота. Тот спокойно выслушивал сердитые слова, потягивался и даже позёвывал при этом.
Но ни старику, ни Алергушу не приходило в голову прогнать кота. И в самом деле, это было бы слишком суровой расправой — лишить кота права быть единственным слушателем!
Уроки музыки продолжались бы, и — кто знает! — может, в конце концов обнаружились бы скрытые музыкальные способности не только у мальчика, но даже и у кота, если бы не стряслась нежданная беда.
Однажды старик, по обыкновению, позвонил в дверь. Открыла ему бабушка. Посетитель вежливо поздоровался, повесил в прихожей потёртую старомодную фетровую шляпу и чуть слышным шагом направился в столовую. Придвинул стул к роялю, поправил табурет под мальчуганом, чтоб уселся поудобней, и попросил повторить урок. Мальчик уже приготовился сыграть этюд, как вдруг увидел, что на атласной подушечке нет кота.
— Кот! — Алергуш вскочил со своего стула. — Кто его прогнал? Где мой кот?
И мальчик принялся разыскивать кота по всему дому.
Старичок тоже стал ходить из комнаты в комнату, заглянул и в кладовую и даже на кухню. Наконец он ткнулся носом в платяной шкаф, хотя кот не был так глуп, чтоб сунуться туда и чихать потом от нафталина. Одним словом, шарили они повсюду, приговаривая:
— Кис-кис! Кис-кис!
— Чего вы уподобляетесь малышам! — рассердилась бабушка, хотя и сама тоже искала кота.
— Где мой кот? Ой, пропал мой кот!.. — ныл Алергуш.
Вдруг старичку что-то почудилось. А может, до его музыкального уха донёсся едва уловимый звук. Учитель насторожился. В следующий миг он бросился к входной двери, распахнул её одним взмахом.
— Ах ты негодник! — донёсся в комнаты внезапный крик учителя.
Бабушка и Алергуш бросились в переднюю. Кота на лестничной клетке не было, а учитель музыки держал в руках какое-то пустое ведёрко.
— Всего живца сожрал! Пропала рыбалка! Я только на живца ловлю! — говорил старичок.
Оказывается, он прихватил с собой рыболовные снасти и ведёрко с рыбьей мелюзгой, чтобы после урока порыбачить на озере. И вот теперь, страшно разгневанный, он грозил невесть куда убежавшему коту.
— Пойду за другим живцом. Не будет больше уроков! — буркнул он.
Сорвал учитель свой плащ с вешалки, схватил удочку и пустое ведёрко и засеменил к воротам, едва кивнув бабушке и Алергушу на прощание.
Старый рояль загромождал комнату, и отцу очень хотелось поставить сюда новенький телевизор. Но мама хотела учить Алергуша музыке и ни за что не соглашалась продать рояль. Бабушка не вмешивалась в спор и не становилась ни на чью сторону.
— Рояль ведь для девочек! — убеждал маму отец. — А все мальчики играют на аккордеоне или баяне.
— Соседи сверху уж с каких пор просят продать им рояль! — напомнила бабушка, чтобы положить конец спорам.
И вдруг
