— Продавщицы нет, — сказал Кирикэ. — Её и вчера не было. Небось заболела.
— Значит, не хочешь мне сказать, что ты нашёл?
Кирикэ ещё пристальнее глядит на копейки в руке дружка. Потом он суёт руку за пазуху и вытаскивает оттуда горсть пустых патронных гильз.
— Это ещё со времён войны…
— Наши патроны-то?
— Автоматные. Я их гвоздём от ржавчины очистил. Гляди, коли хочешь знать!
— А ты откуда знаешь, что они с военного времени?
— Потому что теперешние, со стрельбища, ещё не заржавели.
Алергуш держит на ладони две гильзы, которые ему протянул Кирикэ, и глядит на дружка с восхищением. А тот задирает нос и хвастает другими трофеями:
— Эти вот пистолетные… Есть у меня и от карабина. Гляди, у меня ещё и два немецких патрона…
От изумления Алергуш разинул рот до ушей. Даже позабыл про свои копейки, забыл про мороженое, забыл про невыученную роль и не сделанную палицу. Чего бы не отдал он за пару патронов!
Приятель ещё вчера хвалился, что отыскал место, где когда-то шли бои. Алергуш не поверил, но теперь-то у Кирикэ точные доказательства. Кирикэ отыскал воронку от снаряда и уверен, что отыщет в этой воронке что-нибудь ценное.
Алергушу родители строжайше запретили приближаться к стрельбищу, даже когда там нет солдат. А как выглядит место, где когда-то шли бои, об этом он и понятия не имеет.
— Покажешь и мне эту воронку?
Кирикэ не спешит дать ответ. Алергуш упрашивает:
— За это я тебе половину мороженого отдам.
— Так ведь киоск-то закрыт…
— В другом купим. У меня деньги есть.
Кирикэ почёсывает затылок, соображая: раскрыть приятелю секрет или нет? Алергуш разжимает ладони и показывает монеты. Кирикэ сосчитывает, прикидывая, как лучше их поделить. У Алергуша две трёхкопеечные и одна десятикопеечная монеты. Сначала он берёт две по три, потом возвращает их и берёт гривенник. Он суёт Алергушу в руку два автоматных патрона, а монету кладёт себе в карман.
Оба приятеля довольны обменом. Они поднимаются вверх по улице.
Тайник на окраине
Здесь, на окраине города, пошли домики с застеклёнными террасами и с такими же завалинками, как в селе. И палисадники точно такие же, как в селе. За холмом — Комсомольское озеро.
Экскаваторы и строительные подъёмные краны уже дошли сюда. Огромный массив земли весь изрыт. Вид громоздких машин больше никого не удивляет. А ребята особенно легко притерпелись к тому, что земля на каждом шагу взрыта. Их не тревожит продвижение городской черты к холмам. Ещё совсем недавно эти холмы были расчерчены виноградниками, а сейчас светят лысыми склонами.
Дом Кирикэ взбежал на самую кручу холма. Скоро здесь ляжет мощённая камнем улица. С веранды дома прекрасно видна телевизионная башня, которая сторожит округу и словно бы озорно подмигивает Кирикэ и Алергушу: «Видите, вон там киоск с мороженым!»
Но ребятам сейчас не до мороженого. Они взобрались на холм, с которого открывается вид на Комсомольское озеро.
Последние дни были дождливыми. К подошвам липнет грязь, и, чтобы не соскользнуть, ребята хватаются за узловатые лозы дикого винограда.
Вдруг Кирикэ остановился и показывает Алергушу воронку. Яма не глубока и заполнена обрывками бумаги, консервными банками и разным мусором.
— Тут?
— Ага!
Алергуш хмурится. Ему сейчас жаль своих копеек. Воронка похожа, скорей всего, на яму, оставшуюся от выкорчеванного старого дерева.
— Так и я сперва подумал! — гогочет Кирикэ и тянет его к куче сухого бурьяна, которая высится неподалёку и не привлекает внимания.
На лице Кирикэ хитрая лисья усмешка. Воровато озираясь вокруг, он разгребает бурьян, и возбуждённому взору Алергуша открывается заржавленный автомат с разбитым стволом. Кирикин дружок бросается к автомату, словно хищный ястреб на добычу.
Ребята тараторят наперебой, и ни у одного не хватает терпения дослушать другого.
— Знаешь, это фашистский…
— А вот и наш!..
— Фашистский. Сказано же тебе! Я ведь разбираюсь.
— Только вот ствол разворочен. Жалко.
— В том-то и беда… Патроны!
— Ага…
— Не наши. Что я тебе говорил! Автомат фашистский!
— Жалко, что поломан.
— А ты как думаешь? Ишь чего захотел, чтобы ещё и целым был!
— Жалко… Да у нас ведь всё равно нет патронов!
— А это что такое?
— Разряженные.
— А их нельзя опять зарядить?
— У нас нечем…
Теперь Алергушу больше не жаль отданного гривенника. У него два патрона, и он любуется сломанным автоматом.
Не беда, что автомат сломан и что из него нельзя стрелять. Это всё-таки настоящий автомат. И потом, до чего же интересно повозиться и разобрать его, почистить патроны, прочитать надписи…
Ну и вид у Кирикэ! Впору прозвать его Неряхиным. Но Алергуш тоже хорош. Обувка хлюпает, потому что на дне ямы лужа.
— Послушай-ка, Алергуш, ты с собой поесть не прихватил? — вдруг поинтересовался Кирикэ.
— А что я, еду с собой в кармане таскаю, что ли?
— Тогда давай отсюда уматывать, поздно уж.
— А как же автомат?
— Накроем его бурьяном, пока не отыщем местечка понадёжней.
— В школе расскажем?
— Что-о?
Алергуш даже пожалел, что заикнулся об этом. И всё-таки чего бы он, кажется, ни отдал, только бы похвалиться в классе найденным автоматом! Пусть бы этот зубрила Гицэ лопнул с досады! Гицэ-то должен сидеть нынче весь день, зубрить роль.
Ладно-ладно, а сам-то Алергуш? Когда он палицу сделает, когда выучит роль свою, коль он так припозднился, да ещё уроки учить надо…
Быстро всё-таки мчится время по воскресным дням. Не успеешь вволю наиграться, как день уже на исходе. Еле-еле хватает времени уроки сделать. Говорят, что не должны на выходной задавать, но учителя задают… Как же быть с пьесой?
— Послушай-ка! — Кирикэ покровительственно пнул его в
