отправиться по личным делам в Финляндию, и если бы представилась надобность, то продолжать путешествие и за кордон русской армии. Главнокомандующему граф Румянцев одновременно разъяснял: «г. Клик, один из финляндских дворян получающих пенсион от Высочайшего двора, вручит это письмо. Под видом собственных дел он отправляется в Финляндию, но имеет поручения до пользы службы относящиеся».
Таков был другой советник, явившийся у русского престола и подобно своему старейшему сотоварищу бежавший от присужденного ему на родине эшафота за измену. Между обоими прежде было сходство основных идей; теперь младший относился с некоторой критикой к старшему и между ними была существенная разница взглядов.
Но возвратимся к Спренгтпортену. Какое предстояло ему теперь официальное положение? Не быв назначен главнокомандующим, он рассчитывал, однако, что в качестве старинного деятеля и знатока будет руководить действиями Буксгевдена, и присоединением Финляндии приобретет славу решителя судеб её. Две три записки о плане и ходе военных действий, очень впрочем поверхностные, свидетельствовали, что он себя считал компетентным в делах принадлежавших теперь графу Буксгевдену[5]. По делам же политическим он не допускал никакого сомнения в своей безусловной авторитетности.
Император Александр также признавал, что Спренгтпортену следует быть при армии, и 26-го января состоялся указ на имя государственного казначея Голубцова, которому повелевалось отпустить Спренгтпортену 5.000 рублей подъемных по случаю отправления к войску. Об этом последний получил известие 28 числа. Но Спренгтпортен этим не удовлетворился Известив в тот же день графа Румянцева о бумаге Голубцова, Спренгтпортен писал:
«Этим новым знаком доброты Его Императорского Величества я не менее тронут как и полученною тем самым уверенностью, что Государь остается при намерении отправить меня к армии. Однако, так как я не имею на этот счет никакого повеления непосредственно от Его Величества, то и счел долгом известить что мне необходимо:
«1) чтобы Его Величество удостоил меня повелением, в котором был бы объяснен Его взгляд на обязанности мне предстоящие, как в отношении к военным действиям, так и к жителям страны, коих следует стараться насколько возможно расположить к себе мерами благосклонности;
«2) чтобы Государь позволил мне представлять отчеты мои Ему самому;
«3) чтобы Его Величество удостоил дать мне возможность иметь приличную представительность, для чего и ассигновать столовые деньги для моей свиты, и
«4) чтобы мне Дан был помощник или способный секретарь для корреспонденции, знающий шведский язык, и два адъютанта, по моему выбору, подобно тому, как было во время последних волнений в Финляндии».
Но на другой же день Спренгтпортен послал Румянцеву поправку:
«Если ваше сиятельство находите излишними столовые деньги, то вы доставите мне удовольствие вовсе о них не упоминать. Характер мой так далек от всякого личного интереса, — образ мыслей, который смею думать отличал меня во все 50 (?) лет службы, — что я не хотел бы навлечь на себя даже тень подозрения в том, что могу думать о себе самом, когда дело идет о службе моему Государю и отечеству».
В тот же день 29-го января военный министр граф Аракчеев объявил главнокомандующему (а также и Спренгтпортену) следующее повеление:
«Государь Император высочайше повелеть соизволил: Г-ну генералу от инфантерии барону Спренгтпортену состоять под командою вашего сиятельства и исполнять в точности приказания ваши».
В таком положении был Спренгтпортен в кампанию 1788—89 годов при главнокомандующем графе Мусине-Пушкине. Но с того времени прошло 20 лет, из генерал-майоров Спренгтпортен стал уже полным генералом, и считал себя, очевидно по возрасту, старше Буксгевдена. Можно поэтому себе представить впечатление, которое должно было произвести на Спренгтпортена это повеление. Чем лаконичнее, тем красноречивее оно было.
Он поспешил, поэтому, известить о нем графа Румянцева и уже отступал от своего соучастия в военных операциях.
«Без сомнения — объяснял он — Государь, подписывая приказ, не был поставлен в известность, что я гораздо старше этого генерала по службе, и что мне таким образом нельзя служить под его начальством[6]. Да я не вижу в этом и надобности; у каждого из нас свой круг деятельности: у него — военные операции, у меня — меры относящиеся к жителям; в этом, для пользы службы, можно очень хорошо столковаться взаимными сношениями, без того чтобы один был подчинен, другому. Более чем необходимо возвратиться к моему первому письму, с тем чтобы мне облегчена была возможность доказать мое усердие в этой экспедиции. Иначе, подчиненный другому, я буду стеснен в моих собственных распоряжениях, а потому все влияние, которое я мог бы иметь на события, будет приведено к нулю, даже если опытность и разумность будут на моей стороне».
Для успеха военного предприятия сосредоточение всей власти на театре действий в одних руках представляется аксиомою. Поэтому заявление Спренгтпортена могло и должно было встретить серьезные возражения и вовсе быть отвергнуто. Но на деле оказалось не то: назойливое требование его достигло цели. Вскоре, графом Румянцевым послан был Императору Александру проект рескрипта на имя Спренгтпортена, который и был опробован, а затем и подписан 5-го февраля 1808 года[7].
Приводим его:
«Признав за благо, чтобы вы находились при армии состоящей под начальством генерала графа Буксгевдена, в помощь этому генералу и для содействия его операциям вашими советами по делам дипломатическим во всем что касается шведской Финляндии, предписываю вам без замедления отправиться к армии и в продолжение вашей там деятельности представлять моему министру иностранных дел о всем, что вы признаете подлежащим доведению до моего сведения по возложенному на вас поручению. Я имею столь много доказательств ваших талантов и усердия к моей службе, что предвижу в полной мере оправдание вами того удовольствия, с которым я выбрал вас для настоящего дела и уверен что вы приобретете новые права на мою к вам благосклонность».
Легко видеть, что этой бумагой щекотливый вопрос о подчинении Спренгтпортена графу Буксгевдену не был разрешен, а дипломатически обойден. О новом рескрипте Буксгевден не извещен и узнал только впоследствии от самого Спренгтпортена. Повеление о состоянии «под командою» не отменено, а «помощь» и «содействие», теперь положенные в основу действий последнего, неизбежно должны были обострить отношения.
Домогательства барона, сообщенные графу Румянцеву в первом письме, также исполнены с некоторыми ограничениями. От вмешательства в военные действия сам Спренгтпортен отказался; это однако не мешало ему потом вмешиваться побочными путями. Непосредственных докладов Государю он не добился; представление же их, хотя бы и на имя Его Величества, но чрез руки министра, было далеко не то. Впрочем, этот министр был граф Румянцев, всегда к нему внимательно-вежливый. Главнейшего же Спренгтпортен достиг:
