Делла Стрит, одетая для верховой езды: в рыжевато-коричневыебрюки, ковбойские сапоги и ярко-зеленую блузу, замедлила шаги перед номеромПерри Мейсона и осторожно постучала в дверь.
– Вы встали? – тихо спросила она.
Послышался звук отодвигающегося стула, потом быстрые шаги.
Дверь открылась.
– Великий боже! – воскликнула она. – Да вы,кажется, и не ложились?
Мейсон провел рукой по лбу, потом показал на кипумашинописных листов на столе.
– Этот проклятый процесс об убийстве, – сказалон, – меня страшно заинтересовал. Входи же.
Делла Стрит посмотрела на наручные часы и взмолилась:
– Забудьте о нем. Наденьте костюм для верховой езды. Язаказала для нас пару лошадей, на всякий случай.
Мейсон колебался.
– В деле есть подробности, которые мне…
Делла Стрит решительно прошла мимо него, раздвинула шторы ираспахнула окно.
– Выключите-ка свет, – потребовала она, – ипосмотрите!
Мейсон щелкнул выключателем. Ослепительный солнечный светворвался в комнату столь властно, что давно горевший в ней электрический светпоказался жидким, не идущим ни в какое сравнение с той благодатью, которуюдарило солнце.
– Поехали! – настаивала Делла. – Прокатимсялегким галопом, потом – холодный душ и завтрак.
Мейсон уставился в ясное синее небо, с удовольствием вдыхаяпрохладный свежий воздух, вторгшийся в душное помещение.
– Что вас удерживает? – настаивала она уже менеерешительно. – Дело?
Мейсон снова посмотрел на кипу машинописных листов игазетных вырезок, пожелтевших от времени. Адвокат удрученно кивнул.
– Что-то в нем не так?
– Почти все.
– Был ли он виновен?
– Может быть.
– Ну тогда в чем же дело?
– В том, как дело разбиралось. Он мог быть виновен, амог и не быть. Его адвокат, однако, обставил все таким образом, что единственновозможный вердикт, который должны были вынести присяжные, – этопреднамеренное убийство. И в деле, как оно представлено в стенограмме, нетникакой зацепки, ничего такого, что я мог бы продемонстрировать ДжонуВизерспуну со словами: «Это убийство, и оно убедительно доказано в этихбумагах» или «Это убедительно доказывает, что тот человек невиновен!» Жюрипризнало его виновным на основании улик. Визерспун, вне всякого сомнения,посчитает так же и из-за этого, не задумываясь, разобьет счастье двух молодыхлюдей, а человек, возможно, был невиновен!
Делла Стрит сочувственно молчала. Мейсон продолжал смотретьна очертания суровых горных вершин, затем повернулся к ней и с улыбкой сказал:
– Сейчас, только побреюсь.
– Бросьте, это совсем необязательно. Просто наденьтеподходящую обувь и брюки, и поедем скорее. Не забудьте захватить кожануюкуртку. Больше вам ничего не потребуется.
Она подошла к гардеробу, открыла его, порылась внутри, нашланужные вещи, бросила их ему и со словами: «Я подожду в вестибюле» – вышла.
Адвокат торопливо переоделся и поспешил вниз. Они вместевышли на прохладный свежий воздух, характерный для пустыни в утренние часы.Человек, распоряжавшийся лошадьми, указал им на двух кобыл и потом внимательнонаблюдал, как они их седлали. Затем подмигнул Мейсону:
– По тому, как человек седлает лошадь, сразу можносказать, смыслит он что-нибудь в лошадях или нет. Это хорошие кобылки, нозавтра получите лучших скакунов.
По глазам Мейсона было видно, что его сильно заинтересовалислова человека.
– Каким образом вы поняли?
– По множеству мелочей. Новичок всегда стараетсярассказать о том, как мальчишкой скакал на лошадях без всякой упряжи, а потомвцепляется в луку седла… – Конюх презрительно фыркнул. – А вот выдаже не притронулись к ней. Желаю приятной прогулки.
Мейсон и во время прогулки оставался задумчивым. Онииноходью удалялись от отеля по мощеной кирпичной дорожке.
– А теперь что? – спросила Делла, стараясьразвеять его настроение.
– Разговор о верховой езде заставил меня задуматься: тыпонимаешь, адвокат должен быть особенно внимателен ко всяким мелочам.
– Какое отношение имеет верховая езда к адвокатскойпрактике?
– Никакого и в то же время – самое непосредственное.
Они поехали рядом.
– Мелочи, – пояснил Мейсон, – пустяковыеподробности, которые не замечает неискушенный обыватель, зачастую служат ключомк разгадке истины. Если человек действительно понимает значение мелочей, емуникто не сможет солгать. Возьми хотя бы этого конюха, или кто он там? Сюдаприезжают, как правило, люди состоятельные. Предполагается, что все онипринадлежат к разряду интеллигенции. Во всяком случае, у них самое лучшееобразование, какое только можно приобрести за деньги. Обычно они стараютсяпреувеличить свое искусство верховой езды, чтобы получить лучшего скакуна. И имдаже в голову не приходит, что десятки мелочей в их поведении свидетельствуютоб обратном. А этот конюх, который вроде бы ничего не замечает, может суверенностью сказать, кто из его клиентов разбирается в лошадях, а кто нет.Адвокат обязан помнить о значении мелочей.
– Вы хотите сказать, что адвокат должен все знать?
– Все знать невозможно, но основополагающие знаниянеобходимы. Мало того, адвокат обязан знать, где и как добыть нужные емусведения, и по ним суметь безошибочно определить правдивость показаний того илииного человека.
– Я вижу, вас взволновала стенограмма. – Деллапосмотрела на озабоченное лицо Мейсона.
– Восемнадцать лет назад казнили человека. Может, онбыл виновен, а может, и нет. Но одно несомненно: повесили его потому, чтоадвокат допустил ошибку.
– Что же натворил этот адвокат?
– Прежде всего, он избрал неверную линию защиты:нечеткую, противоречивую.
– Разве закон такое не разрешает?
– Дело не в этом. Для человека это плохо, человеческаяприрода противоречий не выносит. Нет…
– Боюсь, я не понимаю.
– Видишь ли, законы сильно изменились за последниедвадцать лет, а вот человеческая природа – ни капельки. Восемнадцать лет назадзащитник мог заявить, что обвиняемый невиновен, явиться в суд и постараться этодоказать. Одновременно он мог заявить о невменяемости своего подзащитного ивыдвинуть соответствующие на этот счет доводы. Все это происходило в присутствииприсяжных, так что адвокат становился не только защитником, но и участникомразбирательства.
Делла давно уже научилась видеть в своем шефе то, что былоглубоко скрыто от остальных, как это умеют делать люди, связанные долгимигодами совместной работы. Поэтому, уловив его особую озабоченностьстенограммой, она сказала:
