– Ну и что?
– Она ответила, что после моего отъезда многое узнала променя, и что ее мужа назначили опекуном Гораса Шелби, и что он намерендействительно приумножать это состояние и оберегать его от того, чтобы егоразбазаривали и тратили впустую. Она заявила, что располагает доказательствамитого, что я собираюсь обвести дядю Гораса вокруг пальца и обобрать его, что ябыла настолько жадной, что обворовывала его и в большом, и в малом, и чтодядина экономка, спевшись со мной, помогала мне в этом. Хорошо еще, хоть ее богприбрал, а то бы вдвоем мы пустили дядю Гораса по миру давным-давно.
– Что потом?
– Я устроила кошмарную сцену. Я не могла спокойновыслушивать все эти ужасные обвинения, которые она мне предъявляла. Яповернулась к ней спиной и кинулась прочь, а она закричала вслед, чтобы кзавтрашнему вечеру моих вещей в доме не было, в противном случае онасобственноручно вышвырнет их на улицу.
– Дальше?
– Боюсь, что со мной случилась истерика. Я… единственное,что я могла придумать, – это как можно скорее вернуться к вам, потому что…потому что произошло нечто страшное.
Теперь я понимаю, что все это было подстроено, что ониоседлали дядю Гораса, воспользовались его щедростью и доверчивостью, а меняспециально услали на три месяца из дома под предлогом необходимости отдохнуть.После моего отъезда они наверняка начали устанавливать свои порядки, изводилидядю Гораса, раздражали его, и у него лопнуло терпение. Жалея меня, дядя Горасничего про это не писал, ему хотелось, чтобы я действительно хорошо провелавремя.
Мейсон хмурился в задумчивости.
– Тот факт, что ваш дядя послал вам этот чек, показывает,что он полагал, будто у него времени гораздо больше, чем было на самом деле.Или же надеялся, что назад вы полетите самолетом. Так или иначе, но врешительную атаку на него пошли куда раньше, чем он ожидал, и, как я понимаю,сумели добиться судебного решения.
Мейсон повернулся к Делле Стрит:
– Делла, позвони-ка судебному исполнителю и узнай, в какомрайоне позавчера или два дня назад слушалось дело Шелби, у какого судьи иположение дел на данный момент.
Затем наступила очередь Пола Дрейка.
– Пол, а тебе поручается выяснить, где сейчас находитсяГорас Шелби. Полагаю, они вывезли его санитарной машиной. У них должен бытьврач, не обязательно посвященный в их планы, и они наверняка использоваликакой-то наркотик.
После этого снова вопрос к Дафнии:
– Скажите, ваша тетка или ее муж имеют какое-нибудьпредставление о медицине?
– Да, у тети Элины есть диплом медицинской сестры.
– Понятно.
Мейсон становился все мрачнее.
– Существуют такие препараты, которые способны успокоитьпожилого человека, если он находится в слишком возбужденном состоянии, но естьи такие, которые, наоборот, усиливают стрессы. Боюсь, Дафния, что он палжертвой хитроумного заговора… Вы знаете, каково состояние вашего дядюшки?
Она пожала плечами:
– Миллион долларов как минимум. Возможно, больше, учитываястоимость недвижимости, все акции и облигации.
Мейсон о чем-то задумался:
– Пол, я хочу, чтобы ты узнал еще кое-что. Мне помнится, утебя есть кое-какие знакомства в банковских кругах. Подробной информации ты неполучишь, но сведения общего плана сумеешь выудить. Я имею в виду то, что у нихсообщается всем работникам… Меня интересует судьба счетов Гораса Шелби.
Делла, выходившая звонить в соседнее помещение, явилась сизвестиями:
– Судебное решение о назначении Бордена Финчли опекуномсостояния Гораса Шелби было вынесено судьей Пеллингером позавчера. БорденФинчли подписал обязательство и сразу же вступил в свои права.
– Хорошо, – сказал Мейсон, поглядывая на часы. – Мнеизвестно, что секретарь Пеллингера задерживается всегда до половины первого.Позвони ему и спроси, сможет ли судья Пеллингер принять меня в половиневторого. Если нет, то пусть назначит удобное ему время, но только я долженувидеть его до того, как он отправится на вечернее заседание. Скажи, что этокрайне важно.
Делла занялась телефонными переговорами и вскоре выяснила,что судья придет только к самому началу заседания, но если Перри Мейсонподъедет без четверти два, то он сможет на несколько минут увидеть судью. Судьясегодня завтракает с кем-то и поэтому задержится с перерыва.
– Ладно, я его поймаю, – сказал Мейсон.
Он повернулся и увидел сразу осунувшееся личико убитой горемДафнии.
– Где ваши вещи? – спросил он.
– В такси. Я оставила их в багажнике, потому что положитьнекуда… Все эти камеры хранения ужасно дорогие. А я и так живу на одолженные увас деньги, своих у меня ни цента.
– Это ерунда. Мы временно позаботимся о вас.
– Я… Мне придется подыскать себе где-нибудь работу, но всеэто свалилось на меня так неожиданно…
Мейсон повернулся к Делле Стрит:
– Делла, отправляйся с мисс Шелби и разыщи для нее комнаткув каком-нибудь тихом отеле, подальше от центра. Возьми в кассе долларов двести,пусть у нее будет достаточно денег на личные нужды.
– Ох, мистер Мейсон, я не могу принять от вас эти деньги. Яне хочу быть… попрошайкой.
Мейсон улыбнулся:
– Перестаньте плакать, Дафния. Если бы все попрошайки былитакими очаровательными, как вы, мы бы жили в удивительном мире… Но вы вовсе непопрошайка, вы моя клиентка, а я ваш адвокат.
– Но я ведь не могу вам ничего заплатить. А судя по тому,как обстоят дела, вряд ли я смогу и в дальнейшем… Скажите, если дядя Горасоставил завещание в мою пользу, а они нашли его и просто сожгли, что можносделать?
Мейсон напрягся:
– Возможно, и ничего, если только вам не удастся доказать,что такое завещание на самом деле существовало, что ваш дядя написал подобноезавещание.
– Он говорил мне, что собирается.
– Судя по его письму, он этого еще не сделал. Мне кажется,Дафния, вам надо быть готовой к худшему. Повторяю, вы стали жертвой весьмахитрого, хотя и банального, заговора. У богатых всегда есть родственники,близкие и не очень. Последние являются к ним в дом, поселяются там,отделываются от дорогих старику людей, затем, пользуясь их отсутствием,заявляют, что богач «впал в детство», что он легко может стать жертвойбеспринципных и наглых людей. Всеми правдами и неправдами они добиваются, чтобыих назначили опекунами, уничтожают, если находят, компрометирующие их документыи автоматически становятся законными наследниками… Все это старо, как мир.