— Граждане! Зал Леонардо да Винчи закрыт по техническимпричинам! Просьба не скапливаться у дверей!
— А когда откроют? — раздавались выкрики.
— Сегодня точно не откроют! — отрубила дама.
— Да что там случилось-то?
Маша, которая стояла близко, увидела, что у служительницы вглазах мелькнула некоторая растерянность.
— Сказано — по техническим причинам! Она решительнотряхнула завитыми волосами. — Мало ли что может быть!
— Безобразие! — завела мамаша с толстым ребенкомнепонятного пола. — Такие деньги берут за вход…
«Так-так, — подумала Маша, незаметно пятясь, чтобывыбраться из толпы, — эта тетя у входа сама не знает, что там стряслось.Если бы трубы лопнули, ей бы уж сказали…»
Она вернулась назад, свернула в боковые залы и прошлапараллельно, мимо залов Джорджоне и Тициана. Вот она, кающаяся Мария Магдалина.Глаза подняты к небу, руки прижаты к сердцу, губы шевелятся, вроде молится.
"Не верю, — подумала Маша мимоходом, — тоесть настоящая Мария Магдалина, может, и раскаялась, да только эта натурщица уТициана явно думает не о том, и губы не молитву шепчут…
Впрочем, сейчас меня не это волнует…"
Она пробежала залы, боковой вход в зал Леонардо был тожезакрыт. Но он, кажется, всегда заперт. Маша, не останавливаясь, прошла дальшемимо лестницы, повернула налево, потом направо. Вот он, зал учеников Леонардо,который с другой стороны граничит с залом великого мастера. Этот зал открыт,только посетителей поменьше — просто не все знают, что можно попасть сюда сдругой стороны. Маша скользнула взглядом по картинам, прочла имена художников,которые ей ничего не говорили, — Франческо Мельци, Чезаре да Сэсто…Картина этого Чезаре ей не понравилась. Ребенок противно улыбается и сбокувыглядывает злобный старик.
У запертых дверей, ведущих в зал Леонардо, никто не стоял,просто висела табличка, в которой у уважаемых посетителей администрация музеяпросила извинения из-за того, что зал закрыт опять-таки по техническимпричинам.
«И что я скажу Виталию Борисычу? — приунылаМаша. — Что везде поцеловала замок и пришлось уйти? Самое интересное — чтоон скажет мне в ответ. Хотя это я и так знаю».
Начальник вечно твердит им, что для репортера нет ничего невозможногои не может быть никаких преград.
«Что значит — люди не хотят говорить? А ты спроси получше,найди верный подход, где-то подслушай, где-то подсмотри. Нам деньги платят зато, что мы даем людям информацию!»
Маша в задумчивости вернулась к боковой двери, той, котораявсегда закрыта. Посетителей в этом зале было мало, служительница тихо сидела вуглу и, кажется, дремала с открытыми глазами. Маша поболталась немного у двери,и ее ожидание было вознаграждено. Дверь неожиданно открылась, оттуда вышла группалюдей.
Первым, настороженно озираясь, выбрался небольшого ростачеловечек с круглой лысой головой и маленькими детскими ручками.
Выглядел он совершенно безобидно, пока Маша не столкнулась сним взглядом. Эти глаза, несомненно, принадлежали человеку жесткому и твердознающему, чего он хочет. Дальше из зала вышел высокий плечистый парень в формеохранника. В руке он держал переговорное устройство, а карман его оттопыривалсясамым недвусмысленным образом. В нем явно просматривался пистолет. Парень вполголосабубнил что-то в переговорник. Следом из двери вышли еще два охранника, которыенесли плоский деревянный ящик. Ящик был небольшой и, судя по всему, нетяжелый,но охранники несли его так бережно, что ребенок сообразил бы, что там находитсякартина.
Маша мысленно сделала стойку, как охотничья собака.
Самым последним вышел немолодой человек с аккуратнойпрофессорской бородкой. Он хотел запереть двери, но тот плотный и маленький,что выскочил первым, вырвал у него ключи и сделал это сам. Маша успела заглянутьчерез его плечо в зал и увидела, что, в общем-то там ничего не изменилось. Нетникакой воды на полу, нет оголенных проводов… Картину явно эвакуировали. Нопочему одну? Да потому, что именно с ней, с одной из мадонн, что-то случилось,поняла Маша. И никакие трубы тут ни при чем.
Процессия двинулась налево, через зал, где выставленовенецианское стекло. Все двигались в полном молчании, только первый охранниквсе еще напряженно говорил что-то в переговорник. Маша снова столкнуласьвзглядом с тем полноватым и лысым, кто явно был в процессии главным. Он такзыркнул, что ей захотелось немедленно очутиться где-нибудь в другом месте.Однако она не могла себе этого позволить. В Эрмитаже творилось что-то из рядавон выходящее, это Маша теперь знала точно. Она чувствовала это своимрепортерским носом. Вынесли одну картину, вторая осталась в зале. Вотинтересно, с которой из двух мадонн приключилось что-то плохое?
Мадонна Бенуа, там, где молодая женщина держит на коленяхкрупного лысого младенца и играет с ним, улыбаясь? Маше с детства большенравилась другая мадонна — та, что кормит своего сына грудью. Кудрявыйзолотоволосый младенец, чуть отвернувшись от матери, серьезно смотрит с картинына людей. Ребенок на этой картине очаровательный, и краски такие яркие, сочные…
Краем глаза наблюдая за процессией, Маша заметила, что онипересекли фойе и скрылись за дверью, где было написано «служебное помещение».
— Александр Николаевич! — окликнула озабоченнаяслужительница пожилого мужчину с бородкой клинышком, который шел последним. —А как же…
— Потом, все потом! — отмахнулся он, причем Машазаметила, что лицо его было совершенно опустошенным, опрокинутым, как будто сего близкими случилось несчастье, да такое страшное и неожиданное, что человеки осознать-то его толком не может, к мысли этой никак не привыкнет.
— А кто это — Александр Николаевич? вполголоса спросилаМаша служительницу.
— Лютостанский, хранитель отдела итальянскогоискусства, — ответила та, находясь в прострации.
— А вот этот — такой полноватый дядечка с лысиной? —не отставала Маша.
— А что это вы все спрашиваете? — очнулась оттяжких дум музейная дама и поглядела неприветливо.
— А почему зал закрыт? Это ведь картину сейчас понесли?Которую? — напирала Маша.
— И сама не знаю, — пригорюнилась старушка, и Машапоняла, что ничего она больше не узнает. Служебная дверь, как она и думала,оказалась заперта.
«Ой-ой-ой, — подумала Маша, — не повторился ли, недай бог, случай с „Данаей“ Рембрандта? Тогда понятно, отчего этот хранительвыглядит так, как будто у него внезапно умерли все близкие родственники илюбимая собака впридачу…»
Это случилось в 1985 году. Маша была тогда первоклассницей,так что хорошо помнила, как всколыхнулся весь город после ужасной истории скартиной. Какой-то ненормальный, кажется, литовец по фамилии Майгис, вылил нашедевр Рембрандта едва ли не литр соляной кислоты. Думали, что картинапогибнет, но реставраторам удалось все же ее спасти. Реставрация продолжаласьпочти двадцать лет, и только совсем недавно возрожденную «Данаю» вернули вЭрмитаж.
