— Куда едем? — Мишка взгромоздился на заднеесиденье машины и снял панаму. — Чего снимать будем?
— Новую Голландию, — бросила Маша, внимательноглядя в зеркало заднего вида.
— Ну, Маня, ну ты меня просто удивляешь.., огорчилсяМишка. — Ну что ты еще надумала?
Да про Новую Голландию только ленивый репортажа не сделал!Особенно после пожара!
Новая Голландия — остров в историческом центре города,омываемый рекой Мойкой и двумя каналами — Крюковым и Адмиралтейским. Попреданиям, этот остров был любимым местом отдыха царя Петра Первого. Позжеостров отдали Адмиралтейству. Там были устроены склады корабельного леса, апотом разных военно-морских принадлежностей. Со временем склады стали не нужны,а поскольку подобраться к острову можно было лишь водным путем, то островпонемногу приходил в запустение. Но, будучи подвластен военному ведомству,по-прежнему тщательно охранялся. До тех пор, пока город не решил, что грехпропадать такому красивому уголку в центре, и не попросил вежливо военныхоттуда. Военные уступили с большой неохотой — никто не любит отдавать даром то,что тебе принадлежало очень давно. Даже если это что-то тебе совершенно ненужно. Тем не менее, повинуясь приказу свыше, стали освобождать склады ивывозить имущество, а что не вывозится, то сжигали. Минувшей зимой и вспыхнулсильный пожар. Не то кто-то нарочно поджег, а скорее всего случайный человекбросил окурок, а военные охранять вверенный объект уже перестали.
Все это Маша прекрасно знала, и Мишка совершенно прав,потому что писали в свое время о Новой Голландии много и снимали тоже.
— У меня совершенно новая идея! — заявилаМаша. — Так что поторапливайся, а то начнешь потом ныть, что освещение нето…
— Просто не женщина, а генератор идей, ворчал Мишка,когда они остановились на набережной Мойки.
Пожар не тронул великолепных пропорций огромных ворот изтемно-красного старого кирпича. Пока Михаил устанавливал камеру, Маша отошла всторону и закурила. Не нужно лезть к Мишке с неквалифицированными советами, онотличный мастер своего дела, это все признают.
— Гонорар беру только натурой! — заявил Мишка,собирая свою аппаратуру.
Это значило, что его непременно нужно накормить обедом. Онинашли кафе неподалеку, где стояли столики прямо на улице и можно было видетьреку.
— Так что ты вчера откопал там, в Эрмитаже? —вспомнила Маша за едой.
Мишка в это время в упоении оглядывал огромную свинуюотбивную на тарелке, держа в руках стакан с пивом.
— Да, одна удивительная вещь! — откликнулсяон. — Но я тебе не скажу, чтобы не портить впечатление. Я тебе один кадрпо почте послал, вечерком мне позвони, хочу узнать, что ты об этом думаешь…Может быть, у тебя возникнет очередная гениальная идея…
Маша вспомнила, что у нее сломан компьютер и что она неполучает сейчас электронную почту, но предпочла промолчать, чтобы Мишка неругался.
Мишка настроился посидеть в кафе со вкусом, у нее же былинеотложные дела, поэтому они мило распростились, договорившись созвониться.
Мобильный, как всегда, истошно завизжал на трудномперекрестке.
— Машка! — орал ее непосредственный начальникВиталий Борисович. — Ты где находишься? Немедленно езжай в Эрмитаж, у нихтам что-то случилось, зал с мадоннами Леонардо закрыт! Вроде говорят — трубылопнули!
— Ну и что? — по инерции спросила Маша.
— Как это — что? — удивился начальник. Наша передачакак называется? «Новости культуры». Шутка ли сказать — две мадонны самогоЛеонардо! А вдруг мировые шедевры повреждены? Езжай и не спорь, оттуда мнепозвонишь!
— Скажите, какие новости, — ворчала Машавполголоса, стараясь вписаться между задрипанной «Газелью» и синей«Тойотой», — подумаешь, культурное событие — в Эрмитаже трубы лопнули! Даесли каждую аварию в передачах освещать, то мы все в сантехников превратимся!
Или в электриков…
Виталий Борисович конечно перестраховщик. Но что делать, сначальством спорить себе дороже, это все знают…
Водитель «Газели» крикнул вслед что-то обидное, но Машасделала вид, что не поняла.
Настроение у нее было плохое. Снова начальник использует еедля всяких мелких заданий, как будто она девочка на побегушках. Обещал же датьей свой собственный раздел в передаче. У Маши была такая замечательная идеясделать нечто вроде трехминутного клипа либо на стихи, либо на классическуюмузыку… В качестве иллюстрации снимать город, его улицы, дворцы, музеи,фонтаны, решетки… Иногда людей, только не очень много. Хорошо, что нерассказала об этом Мишке. Он-то бы конечно понял, но вот, судя по всему, работаопять срывается. Вечно начальник затыкает ею все дыры!
Маша оставила машину в переулке и перебежала Дворцовуюплощадь. Через весь двор тянулся внушительный хвост из посетителей.
Еще бы — лето, самое время для туристов. Жители города редкоходят в Эрмитаж, как впрочем и французы — в Лувр, разве что сопровождаютприехавших родственников и знакомых.
Маша вихрем промчалась мимо очереди, смешалась с толпойвходящих и показала охраннику свое удостоверение. Парень окинулпритворно-равнодушным взглядом стройную молодую женщину в белых брюках изеленой маечке, под цвет глаз. Маша улыбнулась ему открыто и дружелюбно. Взглядохранника потеплел, но Маша уже проскочила магнитный контур и схватила своюсумочку. Радуясь, что сегодня на ней босоножки на платформе, а не на высокихцокающих каблуках. Маша устремилась к главной лестнице. Мама рассказывала, чтокогда-то давно служительницы коршунами набрасывались на женщин в туфлях скаблуками-"гвоздиками" и заставляли надевать специальные войлочныетапочки, чтобы не портить бесценный паркет. Потом это прошло, но до сих пор ещеслужительницы, кто постарше, смотрели волком, услышав стук каблуков по паркету.
Поднявшись на второй этаж, туристы шли прямо, разглядываяпомпезный Фельдмаршальский зал и громко удивляясь. Маша пролетела его, неповорачивая головы, свернула в темную Шпалерную галерею, где действительно всестены были увешаны ткаными шпалерами, прошла Павильонный зал, где толпаосаждала часы «Павлин». В детстве, когда мама водила в Эрмитаж, это был еелюбимый зал, хотя часы тогда не работали. Все равно ужасно интересно былорассматривать механического павлина, и сову, и грибочки…
Сейчас Маша даже не взглянула в ту сторону, она торопилась.Миновав лестницу, она вошла в первый из залов итальянского искусства эпохиВозрождения. Все было как обычно, только посетителей больше, чем в другие дни.
Маша немного умерила шаг, чтобы не обращать на себявнимания, и двигалась теперь в общем потоке. Идти было неудобно, потому чтонавстречу стремился почти такой же поток. Вот наконец последний зал, Маша еще спорога увидела, что двери в зал Леонардо закрыты. Люди растерянно топталисьрядом, некоторые возмущенно гудели. У закрытой двери стояла монументальнаядама, немолодая, но крепкая с виду и вещала звучным контральто:
