Мне, однако, мысль про Грецию не показалась ужасной. Настроение чуть-чуть исправилось, и я сказал:
– Я никогда раньше не был в Греции.
– Аэропорта нет, – пробормотал Рыжий, – придется из Салоник пилить… Джамаль, а у нас будет там переводчик с греческого?
– С вашего разрешения, Герман Богданович, я знаю греческий, – вдруг сказал загорелый молодой водитель.
– Джамаль, отмена. Пусть нам выколотят еще один билет на имя…
– Александр Вуул.
– Вуул, Александр... Ты что – грек?
– Отчасти, – ответил водитель весело. В зеркальце отразились один черный глаз и симпатичная улыбка.
– Паспорт с собой?
– Обижаете!
– ...Нет, на тот же рейс. Ну, ты же профессионал!.. Ну, постарайся, дорогой. Ну, значит, в тот же класс. Ты таксист? – спрашивает он у водителя.
– Я из вашей службы безопасности, Герман Богданович.
– Серьезно? – говорит Рыжий, не поднимая глаз от андроида. – Артем Борисыч, ты здесь? Что скажешь про нашего водителя? Ну какого, который нашу машину сейчас ведет, что ты как не знаю… Ага… Угу… Он сам..? Нет, просто я его не помню. Это ты его нанял? Впрочем, наплевать. Джамаль, ты понял, да? Возьми его данные у Тарасова.
В лобовом стекле замаячила толчея машин у пропускного пункта аэропорта.
3.
В аэропорт мы вошли через какую-то маленькую дверь и долго шли по изгибающемуся коридору. По дуге миновали полный суетящихся людей зал с рамками за полупрозрачной перегородкой (только мелькнула надпись на красном: «Priority check-in»), а потом снова пахнуло ветром, коридор превратился в изогнутую кишку с подрагивающими стенками, и нам из закругленной двери самолета пластиково заулыбалась стюардесса. Все это – от входа в аэропорт до того момента, когда нас поместили в салон (с такой предупредительностью, как будто мы были слабоумными) – заняло минут десять. Даже на Моргана это произвело впечатление.
Мы сидели в креслах маленького комфортабельного салона, чем-то похожего на приемную дорогого психотерапевта. Маша рядом со мной молча смотрела в иллюминатор, Рыжий с хлюпаньем дул энергетик из пестрой банки. Я сразу начал задремывать в мягком нутре роскошного кресла. Морган вполголоса допытывал о чем-то симпатичного загорелого водителя по имени Александр, который нечаянно влип вместе с нами во всю эту историю. Тот сидел, примостившись в одном углу сиденья, смущенно улыбался, отвечал односложно и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Значит, ты жил в Греции?
– Да, несколько лет, в детстве. Отец служил в безопасности диппредставительства, а потом мы вернулись…
– Почему вернулись?
– Его перевели, а потом он погиб… очень быстро, еще при первом Мариуполе.
– А ты почему не служил?
– Я служил, – ответил Александр. – Я стоял в оцеплении в Эммауссе, когда мы подписали капитуляцию.
– Вот как, ты называешь это капитуляцией?
– А как еще это можно назвать?
– И что ты о ней думаешь?
– Я думаю, что мы предотвратили Третью мировую, – сказал Александр отрывисто. Его голос изменился. – Я думаю, хорошо, что хоть у кого-то хватило для этого ума.
Я приоткрыл глаз. Александр сидел, набычившись и крепко сцепив руки, застенчивость с него как ветром сдуло. Чтобы делать такие заявления в лицо человеку с внешностью Моргана, необходима определенная смелость. Или клинический идиотизм, но на идиота Александр вроде не очень походил.
– Вот как, – сказал Морган. – Значит, ты думаешь, что мы ее предотвратили.
Воцарилось молчание, а потом Баламут сказал недовольно:
– Отвали от него. Тарасов у меня не нанимает кого попало.
– Да, я вижу, – пробормотал Капитан.
4.
Все снова помолчали. Пластиковый голос стюардессы деликатно пропел:
– Шампанского, господа?
– Нет, погоди, – сказал Морган. – А принеси нам лучше боллы. Сможешь?
– Хорошо, конечно, – тут же пропела она, не переспрашивая.
Потом что-то негромко звякнуло. Я проснулся. Рыжий – в его руках не было телефона – сурово сдвинув брови, в упор изучал налитый на два пальца крупный стакан с тяжелым дном (нам тут дали стеклянные стаканы?) Морган из маленькой фляжки налил второй такой же стакан и протянул Маше. Она принюхалась и отстранилась с отвращением:
– Фу, какая гадость!
– Отчего гадость-то, – задето сказал Морган. – Односолодовый! Островной! Саша, хочешь?
– Не откажусь, – с удивлением ответил Александр. Морган протянул ему стакан. Александр осторожно принял, покачал, сделал пару глотков, и его лицо стало задумчивым и отрешенным. Рыжий втянул носом воздух, со вкусом выпил и зажмурился от удовольствия.
– Ваша киска купила бы виски! – жмурясь, провозгласил он.
– Понятно теперь, почему у вас всех печень такая изнеможенная, – заключила Маша, разглядывая их. – Кроме тебя, Митя.
– Мне нельзя пить, – сказал я. – У меня и справка есть.
Кстати, о справках: до вылета мне надо было сделать еще кое-что.
