Баламут покосился на меня и пробормотал:
– Начинается.
– Нет, в самом деле. Конечно, Лабиринт диктует тебе, что он – единственная реальность. Но вот, например, этот человек, с которым мы сейчас разговаривали – для него это так и есть. И ему такое положение вещей кажется нормальным. Ну вот, скажем... да вот хоть взять, скажем, изменение нашей внешности при переходе через Границу. Кому-то оно может показаться ненатуральным. И ненужным. Зачем нам по два тела? Большинство одним обходятся и не жужжат. А нам, понимаете ли, мало. Кто-то может сказать: это излишество.
– Тогда весь Фриланд – излишество, – проворчал Морган.
– Фриланд – это не излишество, – сказал я. – Это скорее избыточность. – Я поймал в водительском зеркальце глаза Маши. Маша смотрела на меня с интересом; ее глаза и правда казались ненатуральными, будто нарисованными мангакой. Меня посетило вдохновение. – Фриланд – это сверхъестественность в том смысле, что он гораздо более естественен. Ты возвращаешься туда – и не только оказываешься в том месте, где тебе следует быть, но и надеваешь гораздо более естественное тело. Это как более комфортная одежда: можно носить и что попало, но кто же откажется от лучшего?
Тут мне еще кое-что пришло в голову.
– Тогда знаете что это значит? – сказал я. – Что в Яме – всё наоборот. Что когда ты попадаешь туда, тебе становится более неудобно, холодно и некомфортно в твоем «третьем» теле.
– Что-то тебя понесло куда-то, – поглядывая на Рыжего, ответил Морган. (Рыжий был весь в своем андроиде). – Да и всё равно проверить это мы не можем.
– Почему не можем? Он прав, – неожиданно вмешалась Маша. Она задумчиво глядела в окно.
– Не хочешь же ты нам сказать, что ты там была, – сказал я.
– В Яме? О нет! Но я, конечно, ее видела.
– Джамаль, я перезвоню, – сказал Рыжий и сдернул гарнитуру с уха.
2.
– И ты можешь нам что-то про нее... рассказать? – спросил Морган.
Маша стряхнула задумчивость. Посмотрела на нас через зеркальце. Вздохнула.
– Вот вы мне про Лабиринт не хотели рассказывать, а меня просите про Яму. Зачем вам? Вы же туда не собираетесь, я надеюсь.
– Расскажи что-то, – сказал я. – Что можно.
Маша снова вздохнула.
– Ну, если вы так просите... Ну, вот Фриланд. Да? Там все люди... в общем и целом... довольно доброжелательны друг к другу.
– В общем и целом, – я даже усмехнулся.
– Вот Лабиринт. Тут все друг к другу... довольно равнодушны. Да? Так вот, в Яме все друг другу – палачи.
– Ви таки так говорите, как будто это плохо, – машинально пробормотал Рыжий. И мы замолчали, обдумывая услышанное.
– Что-то привлекает человека в Яме, – снова заговорила Маша будто в раздумье. – Вот и вы не можете удержаться, чтобы не спросить. Знаете, я почему-то уверена, что, узнав подробности, вы захотите стереть из памяти этот разговор.
– Как будто ты нас детьми считаешь, – проговорил Морган, не сумев полностью скрыть обиду.
– Дети-то как раз хорошо понимают, куда можно лазить, а куда нельзя, – со вздохом отозвалась она. – Не в правилах целителей так говорить, но будь моя воля, я бы запечатала Яму наглухо. Сколько она съедает вот таких любопытных, а возвращается кто? С того света легче вернуться, чем из Ямы…
Рыжий сидел рядом со мной, но мне почему-то вдруг показалось, что он где-то далеко, что он превратился в тряпичную куклу без дыхания и жизни... Мы долго помалкивали, а потом Маша сказала:
– В общем, если вы не против, давайте не будем об этом больше говорить. Вам это всё равно не грозит. Обычно в Яму не попадают те, у кого всё в порядке с самоидентификацией. Кто хорошо понимает, чем ему нужно заниматься в этой жизни.
– Маша! – я вдруг вспомнил и обрадовался поводу сменить тему и нарушить тягостное молчание. И как это я забыл такое? – А что это ты говорила во Фриланде по поводу того, что я не проводник?
– А? – рассеянно сказала она. – Ну... Конечно, ты умеешь ходить через Границу и всё такое. – (Как будто речь шла об умении вышивать крестиком!) – Понимаешь ли, если стремиться к чему-то с таким жаром... с такой жаждой, то чему-нибудь худо-бедно в конце концов научишься. Вот ты и научился. Но талант у тебя другой.
– Какой?!
Она посмотрела на меня, как на ребенка.
– Ты сам знаешь. А вот это красиво! – вдруг вскрикнула она.
Мы проезжали мимо действительно красивых древних ворот, сверкающе-синих от недавней реставрации. По синей глянцевой плитке торжественно шествовали выложенные мозаикой геральдические львы. Это была единственная сохранившаяся часть старого В-ского кремля.
Водитель выбрался на междугородную трассу – автомобиль скользнул в четвертый ряд гладко, как катана в ножны – и еще наддал. Рыжий снова воткнул в ухо гарнитуру.
– Итак, – сухо и резко сказал он и прочистил горло. – Греческий город Эктополь. Административная единица в периферии Фракия. Население – двенадцать тысяч. Добыча бокситов. Городище бронзового века. Эпиграфические надписи... За каким лешим нас несет в эту дыру?
