политике правительства, направленной на ограничение их присутствия.
Смерть царя Александра II от рук террористов-народников и восшествие на престол его сына Александра III (1881–1894) повлекли за собой масштабные меры по восстановлению дореформенного политического, социального и гендерного порядка. Контрреформы подорвали и без того ограниченную власть земств и урезали полномочия новой судебной системы. Правительство стремилось ограничить доступ низших классов как к образованию выше элементарного уровня, так и к литературе, способствующей развитию критического мышления. Помимо этого, оно пыталось вытеснить женщин из общественной жизни и вернуть на традиционное место, лишив их доступа к высшему образованию и укрепив патриархальную семью. Рассматривая собственную семью как «священную частную сферу», а себя самого как «блюстителя святости и непоколебимости семейных начал», царь Александр III стремился обеспечить нерушимость брачных уз[106].
Однако то, что пыталось осуществить одной рукой, правительство само же подрывало другой. Тенденция к индустриализации получила достаточно мощный толчок в последние годы царствования Александра III и продолжилась в царствование его сына Николая II (1894–1917). Индустриализация оторвала от корней сотни тысяч крестьянских женщин и мужчин и побудила их приобщиться к новым жизненным укладам. Индустриализация, урбанизация и рост рыночной экономики подняли спрос на образование и способствовали увеличению числа школ. Кроме того, новая рыночная экономика породила культуру потребления, размывающую социальные границы, которые автократия стремилась сохранить, и поощряющую стремление к удовольствиям у населения, издавна привыкшего подчинять свои индивидуальные потребности семье и обществу. Люди начали решительнее отстаивать как свои собственные интересы, так и интересы других. Хотя контрреформы сильно сковывали зарождающееся гражданское общество, полностью подавить его не удавалось. Те, кто стремился играть роль в общественной жизни, ушли в тень и начали искать другие способы выразить и реализовать свои стремления.
Определение места женщины
В реакционные годы царствования Александра III «женский вопрос» приобрел новые смыслы. Для консервативных чиновников, в первую очередь Константина Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода, бывшего наставника царя и его ближайшего доверенного советника, символом веры было строгое ограничение роли женщины домашней сферой. Как и другие консерваторы, имевшие теперь беспрепятственный доступ к царскому уху, Победоносцев считал патриархальную семью основой общественного устройства России. Патриархальная семья, где царили иерархические отношения, дисциплина и уважение к власти и жесткое подчинение женщин мужчинам, служила своего рода дамбой: предполагалось, что она должна сдержать поток перемен, грозящий смыть правящие элиты России. Обязанностью государства было укреплять эту дамбу в меру своих возможностей.
Основным средством для достижения этой цели стало ограничение доступа женщин к высшему образованию. Считая высшее образование источником женского политического радикализма, консервативные чиновники пытались запретить его. В 1882 году Женские медицинские курсы перестали принимать новых студенток, а в 1887 году закрылись вовсе. Прием на все прочие женские курсы прекратился в 1886 году, и правительство начало обдумывать следующие шаги. Только Бестужевским курсам было позволено продолжать работу. Они выжили главным образом благодаря Елене Лихачевой, председательнице Общества по доставлению средств Курсам, которая сумела искусно отразить политические опасения царя. Она утверждала, что женские курсы в России удержат женщин от поступления в зарубежные университеты, распространяющие идеалы и установки, несовместимые с российским жизненным укладом. Лихачева также сумела связать женское образование с консервативными ценностями, утверждая, что по-настоящему образованная женщина станет вернейшей хранительницей религиозности, нравственности и порядка в семье и обществе[107]. Лихачевой удалось таким образом отстоять Бестужевские курсы от нападок консерваторов, однако из этой борьбы они вышли не без потерь. Весь штат теперь назначало Министерство образования, и нанимать профессорско-преподавательский состав без его одобрения было нельзя. Учебную программу пришлось сократить: из нее исключили преподавание физиологии человека и животных, а также естествознания. Нехристиане (под которыми имелись в виду евреи) попали под трехпроцентную квоту; доступ для женщин из низших классов был затруднен. Набор ограничили 400 курсистками. Слушательницам теперь требовалось письменное разрешение родителей или мужей. Новый директор В. П. Кулин в своей речи в честь начала занятий в 1889 году наставлял новоиспеченных курсисток, что им надлежит готовиться не к профессиональной деятельности, а к жизни — и к жизни преимущественно семейной[108].
Чиновники пытались также поддержать патриархальную семью и помочь ей выстоять перед лицом непрекращающихся угроз. В начале 1880-х годов прогрессивные юристы предприняли попытки реформировать семейный уклад, пересмотрев законы, регулирующие брак. Предложенные ими поправки должны были облегчить вынесение судебных решений о раздельном проживании супругов и расширить основания для развода, включив в них супружеское насилие. Провозглашая стремление оградить женщин от произвола мужей, прогрессивные юристы преследовали при этом и другие, более амбициозные цели: изменить структуру семьи в соответствии с более эгалитарными и демократическими принципами, расширить права отдельных ее членов и ограничить произвол главы. Тем самым прогрессисты надеялись изменить также общество и политику. Консерваторы успешно сопротивлялись. Попытки пересмотреть брачное законодательство раз за разом натыкались на скалу противодействия Русской православной церкви во главе с Победоносцевым[109]. Хотя в 1914 году все же был изменен закон о внутренних паспортах, и замужние женщины получили разрешение иметь собственный паспорт, брачное право вплоть до падения самодержавия в 1917 году запрещало раздельное проживание супругов, ограничивало возможность развода и предоставляло мужьям и отцам практически неограниченные полномочия.
И все же реакционеры оказались не в состоянии повернуть время вспять, особенно в сфере образования. Общественный запрос на женское образование был достаточно высок. В царствование Александра III количество женских гимназий — средних школ, существующих на благотворительные взносы и устанавливающих высокую плату за обучение, — увеличилось почти вдвое. В разгар реакции сотни русских женщин уехали за границу, чтобы поступить в швейцарские университеты. Женщины продолжали требовать расширения своих возможностей, и после смерти Александра III чиновники стали восприимчивее к их призывам. В 1894 году на Бестужевские курсы пожелало поступить столько абитуриенток, что потолок приема был поднят; шесть лет спустя набор увеличился почти до 1000 человек. В 1895 году царь утвердил создание Санкт-Петербургского женского медицинского института. Московские высшие женские курсы (курсы Герье) вновь открылись в 1900/1901 учебном году. В 1903 году в Одессе открылся специальный Женский педагогический институт, где на первых двух курсах обучалось 600 студенток. Со временем социальный состав учащихся становился все более разнообразным. Например, в середине 1880-х годов из семей купцов или ремесленников происходило около трети из 851 курсистки-бестужевки, а большинство остальных составляли дочери дворян и чиновников. Двадцать лет спустя, когда количество курсисток увеличилось впятеро, доля дворянок среди них упала ниже 45 %, а дочери мещан и крестьян составили более трети[110]. В аудиториях и читальных залах молодые женщины из семей священников, купцов, ремесленников и даже крестьян сидели рядом с дочерьми привилегированной элиты.
Курсисткам недворянского происхождения приходилось иногда преодолевать огромные
