— «Вестсайдская история», — тут же откликается Норико и очень даже сносно изображает Риту Морено[92]: «Таким парням немного надо, уйдет — и ты не будешь рада…»
— «Доктор Дулиттл», — предлагает Хидеко.
— Слишком сложно: понадобятся костюмы для зверей.
— «Мэри Поппинс», — говорит Акико, наша персональная нянюшка.
Не поднимая глаз, Кеико поет скорбным контральто:
— «Птиц накорми, два пенса пакет…»
— Мы делать свое? — переспрашивает Мичико, не поднимая руки. — Это как?
— Ну, сами придумаем сюжет, и песни, и танцевальные номера, и все, что надо.
— Про что? — желает знать Фумико.
Как насчет сказки про принцессу-Кротиху?
— Это может быть миф, или волшебная история, или исторический эпизод, или что-то из вашей собственной жизни.
— В нашей жизни ничего интересное, — отвечает Кеико, подперев руками подбородок.
— Но по-английски? — уточняет Хидеко.
— Да, обязательно на английском, хотя это вполне может быть история про Японию.
— Урок английского! — выкрикивает Акико. — Мы напишем мюзикл про урок английского.
Господи ты Боже мой.
— Дурацкая идея, — отвечает Кеико.
— Скукотища, — соглашается Норико.
Все на некоторое время задумываются, затем Мичико говорит:
— Изанаги и Изанами.
— Кто?
— Изанаги и Изанами. Они брат с сестрой, но пожениться тоже. Когда Изанами умирать, Изанаги очень грустить. Он ходить в землю Желтой Реки забирать ее.
Остальные девочки кивают. Норико взволнованно принимается пересказывать легенду:
— Боги Желтой Реки говорят, ей можно вернуться с Изанаги, но сперва она должна приготовиться к путешествию. Боги говорят Изанаги, стой снаружи, жди сестру.
— Он ждет и ждет, — продолжает Акико монотонным голосом школьной училки. — Изанами долго собирается, очень долго — никак не может найти свое любимое кимоно, служанке надо выгладить оби[93]. Изанаги не может больше ждать. Он врывается во дворец Желтой Реки и находит комнату Изанами.
Акико делает паузу; все сидят молча, в гробовой тишине. Они знают конец, но смакуют историю, пока она еще длится.
— Она мертва, — безжизненным голосом доканчивает Кеико. — Изанаги находит ее сгнившее тело, покрытое насекомыми. Как называются жирные белые насекомые, которые едят мертвых?
— Личинки.
— Личинки? На Изанами — кимоно из личинок, — говорит Кеико и тихо смеется.
Охрененный мюзикл, одно слово.
— Боги смерти в погоню за Изанаги, хотят оставить его в земле Желтой Реки, — добавляет Мичико дрожащим голосом. — Он бросает в них персики, они Останавливаются кушать, он улетать. — И опять — подарочные фрукты.
— У нас на Западе тоже есть похожая история, про парня по имени Орфей: у него умирает жена и он отправляется в подземный мир, чтобы привести ее назад. Он, конечно же, тоже все напортачил, и она умирает второй раз, прямо как Изанами. А нет ли у японцев легенд повеселее? Или хотя бы без личинок?
— Лисья свадьба, — говорит Фумико. Норико радостно хлопает в ладоши: предложение явно понравилось. — Мама маленького мальчика, — начинает Фумико, — говорит: «Дождь и солнце вместе — сегодня лисья свадьба. В лесу, там, где кончается радуга. Ты сиди дома, на улицу не ходи». Маленький мальчик идет в лес, смотрит на лисью свадьбу. Когда приходить домой, мать заперла дверь, мальчика пускать нет.
— Не пускает, Фумико. А что сталось с мальчиком? Фумико на мгновение задумывается.
— Вроде он умер. Совсем маленький мальчик.
— А вы, Луиза? — спрашивает Кеико. Прежде ни одна из них не обращалась ко мне по имени. До сих пор — только «учительница» или «мисс Пейншо». — Вы знаете какую-нибудь подходящую историю?
— Как сказать. Мне тут пришло кое-что в голову, вот только не знаю, понравится ли вам. История наполовину японская, наполовину гайдзинская, про леди с Запада, которая влюбилась в японца.
Вижу, девочки уже «купились».
Над долиной висит луна, до полной самую малость недотягивает — спелый персик, вот-вот упадет. Босиком выхожу на веранду — горячий чайник в одной руке, керамические чашки в другой. Легкий ветерок шевелит хвою сосен. Усаживаюсь на омытые лунным светом доски, притворяюсь не тем, что я есть, ставлю чайник и чашку этак аккуратненько, тютелька в тютельку. Качнувшись назад на пятках, любуюсь произведенным эффектом, переставляю посуду еще дважды.
— Луиза.
Он сидит на пятках у самой стены, подтянув колени к подбородку.
— Оро, мать твою. Мог бы хоть постучаться, что ли, должна же девушка знать, что ты здесь.
— Я хотел устроить сюрприз.
— Тебе удалось. Как ты вообще проник на территорию? — В памяти всплывает подарочный фрукт. — Впрочем, что это я, конечно же, ты или один из твоих прихвостней дорогу уже знают.
Он недоуменно смотрит на меня, как если бы я изъяснялась на иностранном языке. Что я, в сущности, и делаю. Полная луна сияет в его зрачках крохотными золотыми монетками.
— Как день прошел?
Он распрямляется, кланяется, поднимаясь с пола. Его не по размеру большой черный свитер спадает ниже колен, миниатюрные кисти теряются в огромных рукавах.
— Мой день — сплошные радости с утра и до вечера, Оро. А как у тебя?
— Скучно. Омерзительно. Очень тяжело.
— Ты сейчас снимаешься?
— Да, в Камамуре. Знаешь этот город? Качаю головой: нет, не знаю.
— Очень старый город. Мы снимаем старинную драму — шестнадцатый век. С навороченными историческими костюмами. Весь день напролет хожу в здоровенной шляпе и при длинном мече: он мне весь бок ободрал.
— А зовется как?
— Прости?
— Как фильм называется?
— Ано… на английском сказать очень трудно. Длинное название, знаменитая история из жизни самураев. Сейчас попробую: «Он отправляется за своим, другом в иной мир, запытав его до смерти».
Вот вам еще один кандидат на развеселый японский мюзикл.
— А ты играешь самурая, который запытал лучшего друга до смерти и отправился за ним в подземный мир?
Он прикрывает глаза, словно вся эта кровавая сага проигрывается на внутренней поверхности его век.
