Берлин. Сентябрь 1978 годаНевольно рассмеявшись, Карла сказала:
– Это не мой ребенок!
Сестра бросила на нее испуганный взгляд:
– Боже мой! Как нехорошо получилось!
Она приняла младенца из рук Карлы и поспешила уйти из палаты.
– Некоторым они все кажутся на одно лицо, – сказала женщина с соседней кровати, больная тяжелой формой нейродермита.
У Карлы уже прошел опоясывающий лишай, и ей разрешили повидаться с ребенком. Целую неделю она с нетерпением ждала этой встречи.
– А у вас есть дети? – спросила Карла соседку.
Она еще не знала, как ту зовут: новую соседку поместили к ней в палату только сегодня. Женщина была приблизительно одного возраста с Карлой, – во всяком случае, ей было не больше тридцати пяти. Как и предполагала Карла, она помотала головой:
– Нету, и не хочу заводить. Для меня они тоже все на одно лицо. – Она широко улыбнулась. – Элла Мартинек.
– Элла Мартинек? – Карла даже привстала с подушек. – Та самая? Фотограф?
Элла кивнула и посмотрела на нее с любопытством:
– Вы интересуетесь фотографией?
– Карла Арним, – представилась Карла.
Теперь уже удивилась Элла.
– Не может быть! – воскликнула она и закрыла лицо руками. – Надо же было встретиться, когда я так ужасно выгляжу!
Карла засмеялась:
– Да и я тоже не причесана и не в костюме от Шанель. Не закрывайте лицо! Ничего особенно ужасного.
На самом деле это действительно выглядело ужасно. Тем более для молодой женщины. Карла ее хорошо понимала. Нейродермитом была изуродована вся левая сторона лица и почти вся шея. Плечи Карла не видела. На Элле была пижамная кофта с длинными рукавами, но всю кисть левой руки покрывали пятна. Наверное, поэтому она и не хочет детей. Боится, что передаст им болезнь по наследству. Или не решается вступать в серьезные отношения с мужчиной, стыдясь постоянных вспышек нейродермита и опасаясь, что вечные походы к врачам и больницы окажутся для партнера слишком трудным испытанием.
Женщины разговорились. Речь зашла о нынешнем проекте Эллы: она недавно вернулась из Лондона, где пробыла довольно долго, сопровождая панк-группы и делая портреты участников. Потом обсудили предстоящие аукционы, намеченные Карлой. Побеседовав на общую тему об умершей в прошлом году Ли Миллер[1], они перешли на жизнь домохозяек, порассуждали о депрессии и по ходу дела обнаружили, что у них есть общие знакомые. Женщины всласть посудачили, и за разговорами Карла даже не заметила, как пролетело время. Что-то очень уж долго не возвращается сестра, ушедшая за ребенком на отделение, где лежат груднички. И только когда в палату вошел доктор в сопровождении сестры, которая с изумленным выражением на лице несла за ним младенца, Карла подумала: «Надо же было столько времени провозиться!»
– Госпожа Арним, – с лучезарной улыбкой обратился к Карле доктор. – Вот мы и ваша дочка.
Но только это была не Фелисита, опять не она.
– Что это – тот же самый ребенок, которого вы мне только что приносили? – растерянно спросила Карла.
– Это ваша Фелисита, – сказал доктор и ободряюще кивнул явно смущенной сестре.
– Я-то уж, наверно, как-нибудь узнаю собственную дочь, а эта девочка не моя. Вы перепутали детей, – заявила Карла, сама удивляясь, как спокойно произносит эти слова.
Доктор, не спрашивая разрешения, присел у нее в ногах на край кровати:
– В данное время на отделении грудных детей у нас находится только один шестимесячный младенец женского пола. У всех детей есть ленточка. Вот посмотрите.
Врач наклонился и осторожно взял младенца за левую ручку, чтобы показать Карле ленточку. Карла протягивала ему девочку на вытянутых руках, словно ожидая, что он заберет у нее ребенка, но он этого не сделал.
– Тут написано имя вашей дочери, – объяснил он спокойно и снова одарил ее улыбкой. – Так что все в порядке. Никто не перепутал младенцев, девочка здорова и вела себя молодцом. Разумеется, малютка по вас скучала.
Ребенок заплакал. Карла рефлекторно начала его укачивать, но затем опять отстранила от себя:
– Заберите ее, пожалуйста. Это не моя дочь.
Карла попыталась подавить поднимающуюся в душе панику. Увидев, что лицо врача приняло строгое выражение, а сестра, отвернувшись, отошла к окну, она не выдержала:
– Да заберите же вы у меня наконец этого ребенка! – крикнула она, отстраняя орущего младенца как можно дальше от себя.
Сестра кинулась к ней, выхватила ребенка, бережно взяла на руки и принялась унимать заливающуюся плачем девочку.
– Этот ребенок – не мой, – сказала Карла дрожащим голосом, слезы неудержимо хлынули у нее из глаз. – Где моя дочь? Или вы будете утверждать, что не знаете, где она находится? Вы не смеете вот так взять и забрать у меня ребенка!
Довольно рассиживаться! Надо самой пойти посмотреть. Вмиг одеяло было откинуто. Она так быстро вскочила с кровати, что врач еле успел ее задержать.
– Госпожа Арним! Мы пойдем с вами вместе. Договорились? Вы сама увидите, что мы ничего не перепутали. Обещаете мне успокоиться? Или дать вам лекарство?
Карла уже почувствовала, что здесь происходит что-то, чего она не в силах остановить. Она рывком распахнула дверь и бегом бросилась по коридору, ошиблась дорогой, кинулась назад и наконец очутилась перед большой стеклянной перегородкой, за которой лежали новорожденные.
Вслед за ней подоспел врач:
– Госпожа Арним! Давайте спокойно посмотрим всех детей на отделении. Согласны? – Он легонько подхватил ее за локоть и провел в помещение.
Ни одного малыша в возрасте Фелиситы!
– Этого не может быть, – сказала Карла, обходя одну за другой все кроватки. – Где моя дочь?
