глубь страны по-прежнему непобежденной и нанося врагу большие потери. Сопротивление советских войск нарастало. Усилению этого сопротивления, росту патриотических чувств советских воинов способствовали, в частности, и военные комиссары. Фашистское командование очень хорошо понимало это и отдавало себе отчет в значении политкомиссаров. Об этом среди прочего свидетельствуют очень ранние высказывания некоторых германских генералов, их упреки и сетования на то, что… РОК осуществлялось плохо, что надо было сделать то же самое, но несколько иначе, и т. д. Подлинные чувства и стремления немецких генералов выступают здесь во всей своей выразительности:
«Весть об особом обращении [читай: убийстве. — Ш. Д.] с политическими комиссарами весьма быстро проникла на русскую сторону и способствовала усилению воли к сопротивлению. Дабы особое обращение не оказалось раскрытым для противника, его следовало практиковать лишь в лагерях, расположенных в глубоком тылу. Большинство взятых в плен красноармейцев и офицеров также верят в особое обращение, о котором они были извещены служебными приказами и, в частности, бежавшими [из плена. — Ред.] политическими комиссарами». [274]
Так писал начальник разведки 3-й танковой группы в своем отчете за январь — июль 1941 года, несомненно отражая чувства и мысли своего командующего, которым в это время был упомянутый выше генерал Гот. Никого не должна удивлять смелость этой «критики», довольно необычной для германских офицеров. Ведь отчет этот подтверждает только плохое выполнение приказа главнокомандующего сухопутными войсками фельдмаршала Браухича, который в своем пресловутом дополнении к РОК от 8 июня 1941 года требовал, чтобы «устранение» комиссаров осуществлялось «способом, не привлекающим внимания» («unauffällig»). Стало быть, плохо было не само РОК. а лишь его выполнение. К подобной, с позволения сказать, «критике» прибегал также начальник разведки 35-й пехотной дивизии. В том факте, что советский солдат сражался до последнего вздоха, фашистская разведка видела плод работы комиссаров, а причина такого положения вещей была в том, что «враг преждевременно дознался, как в немецком плену обращаются с комиссарами и политруками».
«Следует признать ошибкой упоминание об этом [то есть об обращении с комиссарами и политруками. — Ш. Д.] даже в сбрасываемых германскими войсками листовках. Было бы целесообразнее держать в тайне наше обращение с комиссарами. Для этой цели достаточно было бы переправлять их после изоляции в специально организованный лагерь и только там привлекать к ответственности» [275].
Наряду с такими фактами на уменьшение числа расстрелянных комиссаров, несомненно, повлияло и то (подчеркиваемое германским командованием) обстоятельство, что в большинстве случаев комиссары сражались до последнего вздоха и не сдавались живыми, что в явно безнадежном положении они предпочитали фашистскому плену последний выстрел в себя. [276]
Так после нескольких месяцев войны, когда уже был развеян миф о «блицкриге» произошла первая — разумеется, легальная и «официальная» — попытка ревизовать РОК. Мы подчеркиваем: после того как был развеян миф о молниеносной войне, поскольку генералы вермахта впоследствии упорно твердили, что они якобы реагировали немедленно по ознакомлении с планами Гитлера в отношении комиссаров. Например, генерал Герсдорф, начальник разведки группы армий «Центр», а позднее начальник штаба 7-й армии, показал, что штаб группы армий «Центр» получил РОК для сведения в июне 1941 года. По этим показаниям выходит, что главнокомандующий группой армий фельдмаршал фон Бок был «страшно потрясен». Он будто бы беседовал с обоими другими главнокомандующими группами армий (Леебом и Рундштедтом). Все трое, утверждал Герсдорф, выразили свое отрицательное отношение к РОК.
Но если и есть хоть какое-то основание предполагать, что главнокомандующие группами армий на Востоке Лееб и Бок, а возможно, и Рундштедт прилагали определенные усилия в направлении смягчения положений РОК, то, разумеется, стремления их не имели ничего общего с желанием уважать законы войны и тем более не были продиктованы гуманными побуждениями. Столь же трудно приписать подобные намерения также начальнику ОКВ Кейтелю и главнокомандующему сухопутными войсками Браухичу, к которым будто бы обращались Лееб и Бок. Уже 13 марта 1941 года, а стало быть, до генеральского совещания 30 марта, на котором было объявлено содержание РОК, Кейтель издал свою пресловутую «Инструкцию к директиве фюрера 21» (см. ниже), в которой заложены основы геноцида на Востоке путем выделения «специальных заданий» для Гиммлера. Об этой «директиве», кроме Кейтеля, знали также Браухич и главнокомандующие военно-морскими силами (Редер) и военно-воздушными силами (Геринг). Таким образом, Кейтель, а частично и Браухич, обещая вмешаться в дело о комиссарах, уничтожение которых, кстати сказать, являлось лишь частью общей программы истребления миллионов людей на Востоке, действовали двулично, неискренне.
Такова была ситуация накануне начала агрессии против СССР. «Вмешательство» генералов закончилось немедля, как только была развязана война. Видимо, первоначальные успехи на Восточном фронте склонили господ генералов к молчанию Впрочем, еще 22 августа 1939 года в Оберзальцберге «фюрер» поучал их, что победителя никто не будет спрашивать — был ли он прав и соблюдал ли законы ведения войны. Однако, когда в сентябре 1941 года, несмотря на значительные успехи, достигнутые гитлеровцами на Восточном фронте, стало совершенно ясно, что до конца войны еще очень далеко, главнокомандующие группами армий под впечатлением ожесточенного сопротивления Советской Армии и огромных собственных потерь возобновили свои усилия. Под их влиянием ОКХ вмешалось вторично.
Генерал по специальным поручениям при ОКХ Мюллер от имени ОКХ 23 сентября 1941 года обратился в ОКВ (письменно) с просьбой о «пересмотре прежних принципов обращения с комиссарами». Руководствуясь соображениями военной целесообразности, Мюллер делал вывод о том, что создание комиссарам возможности сдачи в плен в немалой степени будет способствовать преодолению сопротивления войск противника, «наиболее горячими и яростными носителями» которого являются комиссары. Таково мнение, оправдывался Мюллер, не только командиров, но и войск, не только Браухича, но и главнокомандующих группами армий [277].
Это была робкая попытка со стороны армейских командиров устранить, отвести от себя РОК. Однако нетрудно заметить, что генерал Мюллер исходил только из соображений военной целесообразности, призывая не совершать преступлений в отношении комиссаров лишь потому, что это не в интересах Германии, то есть обращаться с захваченными в плен комиссарами, как с обычными военнопленными, лишь постольку, поскольку это якобы будет способствовать ослаблению силы сопротивления противника. Ни о глумлении над международным правом, ни о попрании человеческой морали здесь нет и речи!
В писаниях Мюллера обращают на себя внимание два момента: а) наивное желание объяснить неудачи гитлеровских войск лишь ожесточенным сопротивлением комиссаров, в то время как это был только один из факторов наряду с иными, не менее важными, а порой даже и более важными, б) столь же наивные и необоснованные расчеты на то, что комиссары, если за ними признают статус военнопленных,
