усовершенствовать. Он будет переводить жужжание пчел, писк полевой мыши, пение жаворонка и соловья.
До свидания, Иван. Юрке все же передай от меня привет.
А. К.
Полкан прощается с Липси
Привет, Иван и Юрка!
Ночью у нас шел дождь. Дробинки-капельки шумели по крыше, в слуховое окно задувал прохладный ветерок. Так было, здорово!
Я выглянул в слуховое окно. Поселок обложили лохматые тучи. Наверно, затянуло надолго… мама махала мне снизу рукой и говорила:
— К тебе Сема забегал. Что-то мялся у порога, но ничего не сказал. Я не смогла зазвать его в дом. Стеснительный он. Они ждут тебя с Виленом под амбарным навесом.
Я подумал: «Если ребята топчутся неподалеку, значит, дело у них важное».
Я выскочил за калитку, перепрыгивая через лужи, перебежал нашу узенькую улочку.
Ожидая меня, ребята стояли под навесом амбара и подставляли ладони под струйки воды, стекавшие с козырька крыши амбара. От времени до времени оба они поглядывали на наш дом. Семка увидел меня первым и заулыбался.
— Засоня! Мы тебя здесь уже полчаса ждем, — весело доложил Семен.
— А что случилось? — спросил я. — Чего вы в такую рань?
— Ничего себе — рань. Да уже десятый час.
— Значит, петухи уже откукарекали?
— Уже в лапшу попали, а ты — «откукарекали».
Вилен дернул меня за руку.
— Забирай ПШИК-2 и торопись, иначе упустим момент. Сегодня прощается Липси с Полканом.
— А мы что, подслушивать будем? — спросил я Вилена. — Ведь у них же прощание!
Вилен развел руками и покачал головой.
— Такой случай! Ведь мы никогда больше не узнаем, что говорят животные друг другу на прощание. Полкан на нас не обидится. Он ведь наш друг. Беги, Андрюха, за ПШИКом.
Вилен убедил меня. Я подумал, что эта встреча с Полканом, может быть, будет для нас последней. Ведь каникулы уже кончаются. Удастся ли нам когда-нибудь еще услышать разговор Полкана и, Липси? Да и батарейки здорово подсели, надо воспользоваться случаем, пока они еще действуют.
Я подумал: «Только бы не было дома Сережки Бобрикова. Ведь он может нам помешать, не пустит во двор, и мы ничего не сможем сделать. Он ведь хозяин своего двора, да и открывать тайну существования ПШИКа мне не хотелось. Не тот он парень, чтобы смог понять нас».
— Ладно… пошли, — сказал я.
Сбегал я за аппаратом, и мы направились к бобриковскому дому. По пути успели узнать, что все Бобриковы отправились на базар. Значит, дом оставлен на попечение Полкана. Его мы увидели лежащим на досках возле самой будки. Положив свою большую голову на лапы, он грустно глядел в сторону, где всегда появлялась Липси. Полкан лежал под дождем. Шерсть на нем слиплась и свисала сосульками. Он не сводил глаз с окна. Липси не появлялась. В доме слышались голоса людей. Бабка распоряжалась упаковкой вещей в дорогу. Просила, чтобы ничего не разбили, чтобы не забыли банки с вареньем. Какой-то мужчина разговаривал по телефону с автобазой и просил, чтобы «газик» прислали к двенадцати часам.
Полкан все глядел и глядел в окно. Возле него стояла миска с размокшими сухарями и остатками супа. Он оттолкнул ее лапой, миска перевернулась, и все вылилось на землю. Полкан обхватил голову лапами, и туловище его тихонько вздрагивало.
— Плачет, наверно, — сказал Семен.
Трудно было разобрать, плачет он или это дождинки скатывались по его морде.
Мы злились на Липси. Ну что хорошего Полкан в ней нашел? Чего он так переживает? Вдруг мы услышали лай. ПШИК тут же перевел:
— Ты где, Полкан? Я уезжаю, прощай!
Липси появилась на своем подоконнике. Полкан вскочил на ноги, загромыхала цепь.
— Здесь я, Липси! Здесь! Я с самого утра гляжу на твое окно, а тебя все нет и нет. — Полкан завилял хвостом, стараясь всячески показать, что он рад ее видеть.
— Я была занята. Я наблюдала, чтобы ничего не забыли из моих вещей. Ведь за мной скоро приедет машина из Киева. — Она как-то пропищала «за мной» по-особенному, словно хотела подчеркнуть, что именно за ней, а не за кем-нибудь другим выслана машина.
Полкан хрипловато и протяжно застонал:
— Скоро осень. Листья желтеют. — И отвернулся.
— Ты разве различаешь цвета? А ведь ученые утверждают, что мы не различаем цвета, — пролаяла Липси.
— Ну и пусть их утверждают, а нам видней, — ответил Полкан.
— Скажи, друг, а тебя зимой хозяин приглашает в дом, чтобы ты не замерз?
Полкан отрицательно покачал головой.
— Я ведь не кошка. Мое место здесь, под небом. Я ведь сторож. Должность у меня важная: уследить, чтоб ничто не пропало, чтобы дикий зверь не забрался во двор. Знаешь, когда зимой я облаю все звезды и вроде бы делать мне больше нечего, тогда я в окна к хозяину заглядываю. В избе у них огонь горит. Сережка с отцом на щелчки в шашки режутся, а я заберусь на сугроб и долго гляжу. Они меня со света не видят, а я их всех разглядываю, какие они есть. Когда же в доме у них погаснет свет и все улягутся спать, я для порядка тявкну пару раз в морозный воздух, пробегу мимо окон, гремя цепью, прислушаюсь ко всем шорохам и, если ничего подозрительного нет, ложусь спать, чтобы смотреть тревожные собачьи сны… Вот ты уедешь, а я буду думать о тебе. Буду считать дни, когда бабка снова привезет тебя в зеленой авоське.
— Послушай, Полкан, а ты не влюбился ли в меня? — спросила Липси.
Полкан закивал утвердительно головой.
— А тогда зачем дразнил меня и называл Липси-Дрипси?
— Забудь, Липсушка, забудь. Шутник я. Я совсем не хотел тебя обижать, я не злой. Правда, на заборе кто-то написал: «Во дворе злая собака». Только это неправда. Я громкий, только и всего, — с грустью взглянул на Липси. — Не уезжай, мы будем жить в собственной будке. К зиме ее починят, залатают дыры. Я буду в стужу укрывать тебя своей подстилкой. Не уезжай. Я буду отдавать тебе самые вкусные мозговые кости. Проживем как-нибудь. Не уезжай.
— Смешной ты… — как-то грустно пролаяла Липси. — Прощай! Я тоже буду тебя вспоминать. Ты очень добрый. Прощай!
— Постой чуть-чуть, ну хоть совсем немножко.
— Меня уже зовут. Да и ты совсем промок, — сказала Липси.
— Это пустяк. Я простою под ливнем, сколько ты захочешь.
Бабка сняла Липси с подоконника и усадила в сумку.
— Прощай! — Полкан тихонько ушел к себе в будку.
Семен всхлипнул и отвернулся. Вилен толкнул его в плечо.
— Ты что?
— Да так… Жалко мне их. Я сегодня притащу Полкану все мясо из
