И знамена стремительно приближаются, полощутся на ветру, пока над невидимыми всадниками.
Уходить? Оставить позицию без приказа? Как такое возможно?!
— Отставить панику! Это всего лишь эскадрон! К пулемету, старик, заряжай.
Дед беспомощно выпустил из рук свой край носилок. Затравленно стал озираться, ища поддержки. Он уже собирался грузить раненого в тачанку. Школяр тяжело сопел. Рот его был искажен в немом крике. Зоя, закончив перевязку, сосредоточенно перебирала внутренность полевой сумки, мало обращая внимание на нас.
— Я зараз, зараз, — засуетился бестолково дед, переходя на малорусский язык. Руки его стали хватать всё подряд. Крышка цинка по-предательски долго на открывалась, пальцы срывались с замков. Видя, что вчерашний гимназист без оружия, я расстегнул кобуру, и сунул ему в дрожащие пальцы свой наган.
— Занять оборону!
Не мог я подвести Аверина, давшего мне наказ не уходить с удобного, такого прикрытого места. Был план у подпоручика: вывести запасной эскадрон красногвардейцев на пулемет и тем самым решить исход боя в свою пользу. Но где сейчас Аверин? И знает ли он о залегшем взводе в овражке?
Как в подтверждение, впереди, поднимая пыль, выскочило несколько всадников: подпоручик с пятком казаков из нашего передового разведотряда. Не жалея коней, несясь во весь опор, они тащили за собой преследователей, которые вот-вот готовы были обрушиться на нас, как громадный снежный ком.
— К бою! — закричал я срывающимся голосом, мало осознавая, что говорю. Волнение перехватывало дыхание.
Из овражка, где залег взвод красноармейцев, раздалась трескотня винтовочных выстрелов. Стреляли они по группе Аверина. Конь под одним из казаков споткнулся на полном скаку, передние ноги подогнулись, и дико ржа животное кувыркнулось, выбрасывая из седла всадника. Время замедлилось. Только снег, смешанный с грязью поднимался всё выше и выше. Непонятный гул нарастал. Земля ощутима задрожала. Я словно сейчас жил в чужой картине, не в силах пошевелиться от наваждения. «Смешались в кучу кони, люди…» — в затуманенной голове, словно эхо, отозвались строки классика. Кони, ломая ноги, дико ржали, взрывая наст. Люди падали с обеих сторон. Смерть собирала свою жатву, кося все живое направо-налево. Следующему, практически сразу досталось и подпоручику: пули выбили офицера из седла. Он еще в полете пытался удержаться за уздечку или гриву коня: пальцы несколько раз хватали воздух, но через мгновение уже полностью скрылся в поникшей жухлой траве. Несмотря на зиму островки засохшей травы там и тут, торчали из земли, словно могильные холмики. Конь Аверина поднялся на дыбы и понес в степь.
— Михаил Иванович! — резанул крик сзади. И прежде, чем я успел среагировать, мимо меня тенью бросилась вперед Зоя. Я попытался перехватить ее раненой рукой, но мгновенно застонал, рука безжизненно повисла: движение причинило мне боль, от которой потемнело в глазах.
Не успел! Потерял время.
Зоя стремительно двигалась вперед, низко склонившись над землей, то падая и вставая, то переходя на бег, и двигаясь зигзагами. Я взглянул на следы Зоиных ботиночек, оставленные в смешанном с грязью, снегу. Проходили томительные минуты. Мимо, стрелами, пронеслись уцелевшие казаки. Услышал знакомый голос. Кажется, увидел искаженное в крике лицо Харлампия. Интересно, что он кричал?
Я снова посмотрел на фигурку Зои мечущуюся по степи. Вот она резко остановилась, упала на колени, склонилась над травой и потом, распрямившись, быстро повернула к себе санитарную сумку.
— Дошла! — выдохнул облегченно я. И закричал радостно, поворачиваясь к гимназисту. — Она нашла его! — Адреналин переполнял меня. Казалась, опасность позади, поблекла, потеряла реальность. Сейчас Аверину окажут первую помощь и все благополучно закончится. Бой же не настоящий и сейчас всё закончится.
— Что?! — реакция парня меня насторожила. Он, глядя завороженным взглядом мимо меня, вдруг вздрогнул, и в миг лицо его стало белым. Медленно повернул я голову назад. По спине пробежала струйка холодного пота.Момент, когда вперед вырвались первые всадники красного эскадрона словно ледяным колом пронзил мое сознание. Кавалеристы, низко пригнувшись, летели над степью. Красный кумач гордо развивался над знаменосцем, заслоняя всё небо. Рядом с бравым кавалеристом, опережая его на несколько лошадиных корпусов, скакало с десяток всадников, затянутых в черную кожу: куртки и галифе. Как всадники апокалипсиса они неизбежно приближались, и, как нож в масло, не замедляясь и не останавливаясь, прошли через то место, где были в траве Зоя и Аверин. Я только заметил серебром мелькнувшие, в морозном воздухе, клинки шашек. Мгновение и над травой исчезли, такие, ставшие за короткие время, близкие силуэты людей.
Всадники понеслись дальше. Кажется, их стало больше.Неумолимо они приближались ко мне.
— Нет! — вскрикнул я. — нет, нет, — голос перешел на бормотание. Я еще не мог принять происходящее.
Тачанка резко качнулась, отрезвляя, приводя в чувства. Раздались короткие возгласы. С разных сторон появились пешие красноармейцы. На их перекошенных лицах читалась радость победы. Резко вскрикнул дед и тут же затих. Его безжалостно стащили с тачанки и закололи штыками. Вокруг себя я видел острые жала металла, направленные в лицо, в живот. Школяр оправился быстрее меня и несколько раз выстрелил из револьвера, так и не успев ни в кого попасть, видимо от напряжения. Его смели, повалили, закололи. Так же поступили с тяжелораненым.
Настала и моя очередь. «Ну, и пусть!» — пронеслась мысль в голове, и я прикрыл глаза.
— Золотопогонник! Недобиток! Тащи его вниз! — налитые ненавистью глаза этой дикой толпы, смотрели на меня. Руки тянулись ко мне со всех сторон. Еще минута и меня ждала бы та же участь, что и бедного гимназиста, и старика.
Страха не было. Ощущение брезгливости и призрения. Я закрыл глаза, пытаясь произнести молитву, ту, которой меня научила в детстве мама.
«Отец наш Небесный…» — прошептал я про себя.
— Офицера живым! — крикнул вдруг властный голос.