и срывался голос. Кокетливая мадам Ромоний элегантно обмахивалась огромным веером, видимо, одним из своих раритетов, и таким образом постоянно посылала водопады своего несносного «Чилага» прямо в лицо несчастного докладчика, так что в один прекрасный момент тот был вынужден прервать свое выступление. Он извинился, быстренько собрал свои бумаги и выбежал из зала. Госпожа председатель после этого упорно его искала, чтобы расспросить, что случилось, а он в панике убегал от нее, как от роя разъяренных пчел.
Недавно он услышал, что один из посетителей небольшого музея мадам Ромоний обнаружил и обнародовал, что гордость и украшение ее коллекции, пресловутый веер Марии Терезии, на самом деле произведение выдающегося театрального реквизитора, который создал этот изумительный предмет для великой актрисы Гизи Байор, правда, по образу и подобию оригинала, с портретов императрицы. Прославленная звезда венгерской сцены обмахивалась им в образах незабвенных Гедды Габлер и Марии Стюарт. Ее имя на внутренней стороне одного очина пера свидетельствует об этом лучше всего. Камни, само собой, были стекляшками, но влюбленный реквизитор так их прекрасно подобрал и скомпоновал, что они действительно выглядели по-царски. Это известие Геда воспринял почти как своего рода отмщение.
Эссе об ароматах он все равно опубликовал в полном объеме в одном интересном журнале с необычным названием «Звездочанства»[27], который одно время выходил в Суботице. Он совсем забыл о том случае, но на той неделе вечером все это в определенной степени повторилось.
Когда болтливый Марич этак нечаянно и суетливо бросил ему вызов, Геда встал и начал говорить, точно как тогда в Брюсселе, слово в слово. И пока он убеждал сконфуженного спекулянта Марича, что запах — истинный оттиск времени, прямо как два года назад, когда он хотел это доказать своим коллегам, у него вдруг потемнело в глазах. Он почувствовал, как от Марича к нему струится тот самый запах «Чилага», а в особенности с момента, когда тот из-за жары снял пиджак и начал обмахиваться газетой, чтобы немного охладиться. «Чилаг» начал распространяться по комнате, к вящему Гединому ужасу. Кто знает, может, те табакерки стояли в чьем-то шкафу или в комоде с одеждой, обрызганной этими духами, которые теперь, на полуденной жаре принялись испаряться из карманов и металла. Во всяком случае, фатальный и роковой «Чилаг» прервал Геду на полуслове, практически на том же самом месте, как и двумя годами ранее в зале брюссельского конгресса. Разница была в том, что теперь он остановился не из-за его интенсивности, потому что Марич пах вовсе не так агрессивно, как когда-то мадам Ромоний, но его неожиданно остановила какая-то странная мысль, что это совпадение не может быть случайным. Он воспринял все это почти как некое предупреждение или что-то вроде того. Поэтому он внезапно замолчал. Это, и правда, был знак, сказал он, посмотрим, чего.
Милану это напомнило способ мышления Тессы. У нее было обыкновение все приводить в связь со всем и во всем видеть некие повторения. Мне кажется, ты преувеличиваешь, успокаивал он Геду. Это всего лишь нервы. Конечно, Марич был надоедлив, хотя, может, и несчастен, и вовсе не имел в виду ничего плохого. Вера, тем не менее, была на стороне Геды. Она тоже считала, что между этими двумя событиями существует определенная связь, потому что и сама неоднократно убеждалась, что многие явления вокруг нас всего лишь цитаты чего-то, что уже происходило. Не много вещей в нашей жизни, которые сами для себя начало, привела она в конце изречение своего любимого мудреца. Ты ж моя широкая поляна общих мест, потрепал ее Милан по волосам. В такие моменты он с улыбкой думал о Ватерлоо.
Геда не любил подобные выпады, наоборот, он в основном старался быть хорошим и предупредительным коллегой, насколько это возможно в деле, подразумевающем серьезные сопернические страсти.
Он уступал ценные предметы из стекла и фарфора, не принадлежавшие к его коллекции, информировал отдельных коллекционеров о вещах, на которые он наталкивался в европейских антикварных лавках, бросался на помощь для проведения оценки, когда только мог, организовывал лекции крупных мировых специалистов и связывал между собой людей этой профессии. Он откликался на разные приглашения музеев или институтов, чтобы помочь в определении ароматической субстанции и ее происхождения. Также он публиковал тексты об анализе ароматов при помощи органа обоняния, с пошаговым описанием процесса. Он совершенно не был эгоистичен в своих знаниях.
Его деловые знакомства были весьма разветвленными, среди них были и хорошие друзья (Хлубник, Елич, братья Ротт, коллекционер фарфора Режани, Хайнеман, коллекционер картин Динич, Лиза Хубнер, владелица антикварной лавки в Граце, и многие другие).
Коллеги по профессии приезжали к нему на консультации, как когда-то он приезжал к Хайнеману. Немалое количество было и тех, кто хотел выучиться процессу разделения аромата на составляющие, кому он давал точные инструкции. Дитер Шметерлинг, молодой дизайнер мюнхенской Гильдии ароматов, как-то приехал летом на трехнедельный семинар. Он остановился в новисадской гостинице «Парк» и каждый день регулярно появлялся в назначенное время у Геды, готовый учиться и жаждущий знаний. Он хотел любой ценой овладеть этим искусством. Геда прилежно с ним работал, но в конце вынужден был ему объяснить, что его проблема заключается в том, что он не знает достаточного количества элементов, потому что его обонятельная память не слишком хороша. Поэтому его способность выделения составляющих довольно ограниченна, так как он способен распознать лишь небольшое количество нюансов. Он должен продолжать работать над приобретением базы аромата.
Когда рак на горе свистнет, тогда и этот баварский болваноид станет знатоком нежных ароматных сфер, откуда козе о вине знать, острил язвительный доктор Апатович. Оставь парня в покое, пусть идет деньги загребать, для этого ему не нужно никакой дополнительной науки, чего ты с ним мучаешься, корил он Геду, а тому все-таки было жалко Шметерлинга. Он был так по-мальчишески упорен и никак не мог понять, почему у него ничего не выходит.
Определенный тип людей Геда на дух не переносил, и совершенно не старался этого скрывать даже в их присутствии. Это были дегустаторы, закупщики и так называемые дизайнеры ароматов, работавшие на крупные концерны, институты или торговые сети. Время от времени они приезжали к нему, расфуфыренные, важные, наглые и высокомерные, с целой свитой помощников и секретарш, надушенные какими-то химикатами, как есть, воплощение силы и престижа. Они приезжали ненадолго (боже мой, их время — чистое золото), только чтобы увидеть собственными глазами и по возможности обонять это чудо, чаще, чтобы найти ошибку, но больше всего из-за того, что вдруг раскроют тайну, даже если
