раз в неделю при небольшой загрузке. Загружены, естественно, до ушей. Постоянно. Но мы нашли решение. Встречаемся по вторникам и четвергам в назначенное время на нашем месте. Теннисный корт старшеклассников находится недалеко от их бассейна. Геля пользуется служебным выходом: там нет турникета.
Я издалека вижу ее на лавочке. Она закрутила на голове смешные дульки. Листает какую-то книгу. Геля много читает. Любовь к книгам ей привила мама еще в детстве. Порыв ветра срывает с липы желтые листья, она поднимает голову и наблюдает за их падением. Подхожу к ней и плюхаюсь рядом.
— Тебе за зеленую тушь не влетит?
— Красота требует жертв. — Геля улыбается и обнимает меня.
Я прижимаю ее к себе и целую в макушку. В этот момент по аллее проходит Павлов. На нем белое поло, легкие брюки и брендовая олимпийка, в руках он крутит ракетку. Видит нас и замедляет шаг, присматривается. Мне не нравится его задумчивый, липкий взгляд. Сердце встревоженно дергается в груди. Прижимаю Гелю ближе к себе, хочу оградить ее от пристального внимания.
Трэш начался, когда ей исполнилось четырнадцать, и ее класс перевели в старшую школу. Буквально спустя пару дней я увидел, как она стоит возле большого, арочного окна и широко улыбается Павлову.
«Ангелина», — говорит она и протягивает ему руку.
24
Марго
— Значит, вот где вы теперь обитаете? — Подхожу к большому окну и смотрю на поток плетущихся в пробке машин. — И как Тася только на это согласилась?
— Они с Бусаевым договорились о квартплате. Он прямо совсем не много попросил, и Тася решила пока здесь остаться. — Маринка пожимает плечами. — Здесь и мебель новая, и посуда есть, и постельное. Ничего докупать не нужно. К тому же, местоположение офигенное — везде пешком дойти можно. Да и с переездом морочиться не хотелось. Мне тоже хорошо, не нужно теперь к матери сливаться. Раньше Тасин Отелло недоделанный мог посреди ночи позвонить и сказать, что едет, а у меня пары в восемь, но на это всем плевать — вставай и дуй в притон матери.
Мне снова становится ужасно жаль Маринку.
«Скажи ей, наконец!», — подает голос совесть.
— Так что теперь все в плюсе. — Продолжает Марина, не догадываясь, что творится в моей голове. Она спокойно поправляет яркие подушки на диване.
— А Тася?
— Ну, она не привыкла, когда в карманах ветер гуляет. На днях кольцо продала с бриллиантом, пока у нее и его не отжали, так что на первое время хватит. А я ей говорила, что долго она так не проживет. Нужно учиться или пойти работать. Красота имеет срок годности. Вот на что ей жить лет так через двадцать?
— Не знаю, Марин, — что тут еще скажешь. — Где она, кстати? — Спрашиваю, чтобы еще немного оттянуть предстоящий разговор.
— Ушла по делам еще утром. Сказала, что нам с тобой лучше вдвоем побыть. Странно, с каких пор мы не можем втроем зависнуть. — Марина пожимает плечами. — Пойдем суп поедим? Я вчера приготовила на кокосовых сливках, просто потрясающий рецепт и калорий значительно меньше. — Последнюю фразу она произносит с неприкрытой гордостью и идет на кухню.
Я механически отслеживаю ее босые шаги, а внутри все замирает. Тася специально оставила нас наедине, чтобы мы могли поговорить. Сердце быстро бьется о ребра, прикладываю вспотевшую ладонь к груди, как будто это поможет утихомирить его.
— Ты идешь? — Маринка гремит чем-то на кухне.
Кухня небольшая и по-домашнему уютная. На окне висит тюль с блеском. Через стеклянные дверцы шкафчиков виден сервиз с гжелью. В углу советское кресло, накрытое клетчатым пледом. Холодильник современный, со встроенной подачей льда, совсем сюда не вписывается.
— Как тебе здесь живется? — Я сажусь за стол.
— Здесь неплохо, не хоромы, конечно, но миленько. Единственное, я очень надеюсь, что бабуля Бусаева не в этой квартире богу душу отдала. Иногда ночью просыпаюсь и как подумаю об этом…бр-р-р. Жуть берет.
Я смотрю в тарелку, которую Маринка поставила передо мной. Беру ложку и мешаю оранжевую жижу.
— Это что? — Зачерпываю ее и снова выливаю.
— Это тыквенный суп-пюре, очень полезный для кожи: кладь каротина.
— Это кто так сказал?
— Ой, Марго, не привередничай. Ешь, давай. — Маринка садится напротив меня и начинает медленно и красиво есть суп.
Я вытираю под столом о джинсы влажные ладони и не могу оторвать глаза от тарелки. Думаю, как начать разговор. Я часто крутила перед сном в голове возможные фразы, но сейчас они испарилась. Ничего не приходит на ум. Любое предложение звучит, как слабое оправдание.
— Марго, я знаешь, что у тебя узнать хотела, — Марина отламывает малюсенький кусочек хлеба, мнет его подушечками пальцев и лишь потом отправляет в рот. — Мне сучка-Лиля вчера такой бред сказала, что типа вы с Владом мутите. Говорит, видела вас. Прикинь, какая стерва, не успокоится никак. Я все понимаю, но такую чушь нести. Наверное, плойкой голову перегрела. — Она хихикает, горловина футболки съезжает по ее плечу, немного оголяя его. Она выглядит такой домашней и комфортной.
— Ты, кстати, останешься сегодня у нас? Вместе к зачету поучим.
Я сглатываю и откладываю ложку. Смотрю на Марину, а она — на меня. Улыбка сползает с ее лица.
— Она же просто позлить меня хочет. — Тихо договаривает свою мысль. — Марго… это же неправда? — Таким голосом маленькие дети зовут маму в темноте: испуганно и беззащитно.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Случилось то, чего я так сильно боялась. Мы сидим друг напротив друга. И Марине будет больно, чтобы я не сказала. Все мои прошлые доводы, вроде «защитить Марину», кажутся полнейшим бредом.
А еще мне, похоже, очень нравится Влад. Я поймала себя на том, что мне очень приятно находится рядом с ним. Мне нравится его запах, жесты, интонации. Вчера, когда он довез меня до универа, я ощутила внезапное разочарование, что поездка оказалась такой короткой. Я часто думаю о нем и все время ищу его глазами в толпе.
Марина смотрит на меня с неверием, как будто до нее никак не доходит смысл. Я прочищаю горло и усилием воли начинаю говорить:
— Мне стоит начать сначала, Марин — Отвожу глаза в сторону. — Я не рассказывала тебе, но почти сразу после возвращения из Лондона Влад стал… не знаю, как это назвать. В общем, он проявлял ко мне повышенное внимание. Ты не думай, никакой симпатии ко мне он не испытывал, просто спортивный интерес. Меня ужасно бесили его наглость и вседозволенность. Я просила его оставить меня в покое, но потом… Я не знаю,
