Юлия Теплова
Девочка со свечкой
1
Инга
— Девушка! — несется за мной нежная Маргаритка в туфлях на шпильках. — Девушка, туда нельзя!
Она хватает меня за локоть, но я продолжаю настойчиво двигаться дальше.
— У Марка Николаевича совещание. Вы что, хотите, чтобы меня уволили? — Она заглядывает мне в глаза. — Пожалуйста, подождите здесь. Не заставляйте меня вызывать охрану. — Маргаритка указывает на кожаное кресло, стоимостью в десять моих зарплат.
У нее прозрачные глаза и тонкие ручки — просто веточки. Глядя на нее, я прихожу в себя. Слепая ярость оседает на дно души. Измотанная страхом и бессонницей, я забыла о правилах приличия.
— Воды принесите, пожалуйста. — Осторожно опускаюсь в кресло.
Зажимаю между коленей дрожащие пальцы. В памяти снова всплывает текст вчерашнего сообщения: «Кто убил Свечку?»
Отправитель, естественно, неизвестен. Урод. Кто тебе сказал, что ее убили? Я до сих пор надеюсь, что она жива.
Свечка — моя старшая сестра Настя. Она пропала без вести три года назад. Это ее детское прозвище. Я дала ей его года в три, когда бабушка взяла меня с собой в церковь. Мы ставили с ней свечи за упокой наших родственников. Они тепло мигали в полумраке, напоминая о Настином цвете волос. Ее всегда можно было легко найти в любой толпе.
Прозвище быстро подхватила мама, бабушка, одноклассники и соседи.
Последний раз Настю видели на дне рождения Миры Дмитриенко — лучшей подруги.
Рука с французским маникюром протягивает мне стакан воды с долькой лимона. Благодарно киваю и принимаюсь ждать.
Время тянется бесконечно. По приемной разносятся стук клавиатуры и едва слышные из коридора голоса. Минут через двадцать открывается дверь. Из кабинета выходят несколько мужчин в одинаковых костюмах, отличающихся лишь цветом и степенью дороговизны.
Секретарь не успевает сообщить о моем приходе, потому что в дверном проеме появляется Марк Николаевич Федорцов — предприниматель, владелец какого-то там пакета акций, меценат и просто золотой человек.
Последний раз мы виделись, когда мне было семнадцать. Я кидалась на него и от бессилия даже умудрилась плюнуть в лицо.
Внешность Марка Николаевича обманчива. Он высокий и хорош собой. Обожает старомодные костюмы-тройки, предметы искусства и дорогие тачки.
На это и попалась в свое время моя Настя. Марку Николаевичу даже не понадобилось прилагать усилий, чтобы заполучить нищую провинциалку из задницы мира.
Увидев меня, он удивленно приподнимает брови, но быстро берет себя в руки и обращается к секретарю.
— Марина, перенесите следующую встречу на десять минут и сделайте кофе. — Разворачивается и уходит вглубь кабинета.
На месте Марины я бы не поняла — сделать кофе на двоих или только на него, но она, наверное, понимает босса с полуслова.
Дверь остается открытой. Приняв это за приглашение, я поднимаюсь и следую за ним.
Мои кроссовки и джинсы смотрятся неуместно в его кабинете. Здесь просторно, светло и пахнет большими деньгами. Попав сюда, сразу понимаешь, с кем имеешь дело.
Он сидит за столом, в глазах — холодное спокойствие.
Стараюсь смотреть ему в переносицу, чтобы не столкнуться со взглядом, но меня все равно пробирает озноб.
— Здравствуйте, Марк Николаевич.
Oн старше меня на шестнадцать лет, но из вредности я обращаюсь к нему исключительно по имени- отчеству. Он же, в свою очередь, просто не обращал на меня внимания. Для него я была досадным приложением к Насте, предметом мебели, стоящим в проходе.
Но тут уж было ничего не поделать. Свечка очень любит … любила меня. Большую часть каникул я проводила у них.
— Здравствуй, Инга. — Он кивком указывает на место напротив. — Ты изменилась, повзрослела. Надеюсь, научилась вести себя по-человечески. — У него красивый голос, под стать внешности.
— Я не буду извиняться. Вы знаете, что поступили тогда, как мудак.
Он никак не комментирует мой выпад и продолжает:
— Что привело тебя сюда?
— Это ваших рук дело? — без предисловий кладу перед ним свой телефон.
Он опускает взгляд на экран. Едва заметно сжимает челюсти и снова смотрит на меня.
— Зачем мне это?
— Не знаю. — Пытаюсь засечь малейшее изменение мимики, но его лицо абсолютно непроницаемое. Хотя, чего я ждала, это часть его профессии. — Может, вы таким образом проверяете, не узнала ли я что-то за это время.
Я говорю это, понимая, что мой приход сюда был полной глупостью. Я действовала импульсивно, доведенная до предела. Мне хотелось слить свою боль.
Кто-то намеренно бьет меня по застарелой ране. Я не верю, что Марк Николаевич мог что-то сделать с Настей, но при этом я помню тот вечер, когда спокойствие ему изменило. Он был в бешенстве. Помню разбитую стеклянную перегородку в их квартире и то, как плакала Настя. Так плачут те, кому озвучили смертельный диагноз: отчаянно и безнадежно.
— Ты меня в чем-то обвиняешь? — крутит в руках ручку.
Нас прерывает Марина. Она расставляет на столе фарфоровые чашки, сахар, молочник, кладет серебряные ложки. Глядя на них, я мысленно хмыкаю. Не изменяет своим привычкам даже на работе. Федорцов окружает себя самым лучшим: одеждой, посудой, специалистами, женщинами.
Настя была талантливой художницей.
Складываю руки на коленях и, когда дверь за секретарем закрывается, озвучиваю то, что не дает мне покоя:
— Это сообщение приходит уже месяц. Каждую ночь. Я с трудом приняла неизвестность, а это самое страшное для любого человека, поверьте, — Поднимаю на него глаза, — А теперь этот ужас вернулся.
Я молчу про маму.
Молчу о том, что я даже не могу похоронить Настю. Молчу о выгрызающем душу чувстве вины за то, что сдалась два года назад и прекратила поиски.
Его взгляд — утренняя изморозь. Ему совсем не больно, как будто мы говорим о постороннем человеке.
— Смею тебя заверить: я здесь ни при чем.
— Конечно, — соглашаюсь с ним, противореча себе, — вы же вышвырнули ее из своей жизни и забыли. Вам не пришлось проживать этот ад.
— Что ты знаешь о моем аде, Инга? — насмешливо спрашивает Марк Николаевич, складывая руки под подбородком.
Мне нечего ему ответить, да и незачем. Это все не имеет смысла. Я больше не семнадцатилетняя максималистка. Я не испытываю к нему ненависти, только неприязнь и непонимание. Как Настя могла прожить с ним больше пяти лет?
Встаю, не притронувшись к кофе.
— Спасибо, что уделили мне время.
— Инга, — окликает Марк Николаевич.
Поворачиваюсь. Он делает глоток кофе и смотрит мне в глаза.
— Будь осторожна. Кому-то снова нужно втянуть тебя в эту историю.
